– Ради бога, успокойся, – пробормотал Анхел, просыпаясь в постели рядом с ней. Спросонья он был вял, к тому же чувствовал легкое похмелье после коньяка. – Ну что ты так переживаешь?
– И ты еще спрашиваешь? – возмутилась Мануэла. – Договоры, сегодня утром.
Анхел Зарриас поморгал в подушку. Он забыл.
– Послушай, дорогая, – сказал он, переворачиваясь на спину, – ты же знаешь, ничего не изменится, если ты будешь
– Я знаю, Анхел, все происходит, когда происходит. Но даже когда это понимаешь, все равно есть какая‑то неопределенность
– Это ты и собираешься сделать, – произнес Анхел своим самым твердым, железобетонным голосом.
– Всякое может случиться, – сказала она, переворачивая страницу с такой силой, что та разорвалась.
– Обычно не случается.
– Рынок нестабилен.
– Поэтому ты и продаешь. В ближайшие восемь часов никто не пойдет на попятную. – Он завозился, стараясь сесть в постели. – Большинство людей охотно убили бы кого‑нибудь, лишь бы оказаться на твоем месте.
– С двумя пустыми домами, без всякого дохода от них и когда четыре тысячи в месяц улетают в трубу?
– Видишь ли, мне это положение представляется в более радужном свете.
Мануэле это нравилось. Несмотря на все ее усилия, ей не удавалось убедить Анхела в серьезности ее перечня воображаемых ужасов. Его непререкаемый авторитет заставлял ее чувствовать себя почти девчонкой. Пока она даже не отдавала себе отчета в том, чем стали их отношения, как они удовлетворяют ее самым настоятельным потребностям. Она понимала только, что Анхел дарует ей невероятное утешение.
– Успокойся, – повторил он, притягивая ее к себе и целуя в макушку.
– Вот если бы можно было сжать время и сразу оказатьсяв завтрашнем вечере, – сказала она, прижимаясь к нему. – С деньгами в банке и свободным летом впереди.
– Давай вечером отпразднуем это в «Сальвадор‑Рохо».
– Я сама об этом думала, – призналась она, – но я слишком суеверна, чтобы заранее заказывать столик. Попросим Хавьера. Он приведет Лауру, и тебе будет с кем пофлиртовать.
– Очень заботливо с твоей стороны, – ответил он, снова целуя ее в голову.
Когда Анхел и Мануэла познакомились, казалось, ее желание жить поддерживает лишь юридическая битва с Хавьером и его правом унаследовать дом, в котором он живет. Они впервые встретились в офисе ее адвоката, где Анхел занимался делом о недвижимости своей умершей жены. Как только они обменялись рукопожатиями, она почувствовала, как ей словно сжало желудок: ни один мужчина никогда так на нее не действовал. Выйдя от адвоката, они отправились выпить, и, хотя она никогда не заглядывалась на мужчин старше себя, предпочитая «мальчишек», она вдруг поняла, в чем тут дело.
Выйдя от адвоката, они отправились выпить, и, хотя она никогда не заглядывалась на мужчин старше себя, предпочитая «мальчишек», она вдруг поняла, в чем тут дело. Те, кто старше, заботятся о тебе. Тебе не нужно о них заботиться.
Чем больше она узнавала об Анхеле, тем сильнее становилось ее чувство. Это был феноменально обаятельный мужчина, страстный политик (иногда чересчурстрастный), правый, консерватор, католик, любитель боя быков, к тому же из очень хорошей семьи. В политике он умел добиваться компромисса между фанатичными противниками – просто потому, что никакая партия не хотела вызвать его неудовольствие. Когда‑то он занимал заметный пост в Народной партии Андалузии, но затем в ярости ушел, потому что не видел возможности ничего изменить. С недавних пор он стал сотрудничать в области общественных связей с небольшой правой партией под названием «Фуэрса Андалусия», которой руководил его старый друг Эдуардо Риверо. Он был одним из авторов политической колонки в газете «АВС», а кроме того, был в том же издании весьма уважаемым обозревателем корриды. Благодаря всем своим талантам ему удалось в довольно короткий срок примирить Хавьера и Мануэлу.
– Вся энергия, которая тратится в судебных процессах, подобных вашему, – негативная энергия, – объяснял ей Анхел. – Эта негативная энергия доминирует в вашей жизни, так что какая‑то часть жизни оказывается как бы в подвешенном состоянии. Единственный способ начать жизнь заново – вновь наполнить ее позитивной энергией.
– И как мне это сделать? – спросила она тогда, глядя своими большими карими глазами на этот гигантский источник позитивной энергии перед ней.
– Судебные процессы требуют ресурсов, не только финансовых, но и физических, и эмоциональных, – ответил он. – Так что вам следует повысить продуктивность. Чего вы сейчас хотите больше всего в жизни?
– Этот дом! – воскликнула она, несмотря на то что в ее мечты входил и Анхел.
– Он ваш. Хавьер вам его предложил.
– Всего лишь за миллион евро.
– Но он не сказал, что вы не можете его получить, – заметил Анхел. – Куда продуктивнее зарабатывать деньги, чтобы купить что‑то, что вам действительно хочется, чем транжирить их на бесполезных адвокатов.
– Он не бесполезный, – возразила она, но ее волнение улеглось.
Существовали тысячи причин, по которым она пасовала перед обескураживающе простой логикой Анхела, но главным образом это происходило из‑за ее подавленного состояния, которое ей не хотелось ему показывать. Поэтому, соглашаясь с ним, в начале 2003 года она продала свою ветеринарную практику, а затем одолжила деньги под залог доставшейся ей по наследству виллы в Пуэрто‑де‑Санта‑Мария и вложила их в бешено растущий рынок севильской недвижимости. После трех лет покупок, ремонтов и продаж она забыла и о доме Хавьера, и о процессе, и об ощущении засасывающей пустоты в желудке. Теперь она жила с Анхелом в квартире‑пентхаусе, выходящей окнами на чудесную, украшенную аллеями деревьев площадь Кристо‑де‑Бургос в самом сердце старого города, жизнь ее была полна и обещала стать еще слаще.
– Как все прошло вчера вечером? – поинтересовалась Мануэла. – Наверняка ты слишком налег на бренди.
– Ох! – Анхел поморщился от боли во внутренностях.
– Утром закуришь только после того, как выпьешь кофе.
– Может быть, мое дыхание станет новой формой дешевой возобновляемой энергии, – сказал Анхел, протирая глаза. – Как и у всех нас: мы производим горячий воздух, насыщенный парами спирта, и больше ничего не делаем.
– Может быть, повелителю позитивной энергии немного наскучили его собутыльники?
– Не наскучили.