Любовь –
Хитрейшая отмычка, что способна
Равно открыть ворота счастью, как и злобе,
И ревности, но более всего
И с легкостью особой
Она ворота страху открывает.
Оливер Уэндел Холмс
Ледяная водка скользнула в горло Василия Лукьянова с той же напористой стремительностью, с какой проносились мимо стоянки машины, спешившие по новой автостраде от Альхесираса к Херес‑де‑ла‑Фронтере. Он стоял возле открытого багажника спортивного «рейнджровера», и в темных волосах его от жары каплями проступал пот. Он ждал, пока стемнеет, не желая днем одолевать последний отрезок пути до Севильи. Он пил, ел, курил и вспоминал ночь, проведенную с Ритой, ночь, когда губы их были заняты не разговором. Ей‑богу, в мастерстве Рите не откажешь. Жаль расставаться с ней.
Он взглянул на грузный чемодан‑«самсонайт», притиснутый к сумке‑холодильнику с замороженным шампанским и бутылками водки во льду, и сердце тяжело забилось где‑то в горле. Он оторвал зубами еще один кусок бокадильо, с наслаждением вгрызаясь в ветчину, хлебнул еще водки. Перед глазами возникла новая сладострастная картина их с Ритой свидания – ее голос, подобный виолончели, кожа цвета карамели, смуглая и мягкая, как сафьян, такая податливая под его пальцами. Внезапно он поперхнулся – хлеб застрял в горле. Он выпучил глаза, ловя ртом воздух, силясь вздохнуть, но преуспел в этом далеко не сразу. Наконец он закашлялся, и кусочек хлеба с горчицей и ветчиной полетел на крышу «рейндж‑ровера». «Спокойно, – подумал он. – Не хватало еще сейчас подавиться! Помереть на стоянке, когда мимо проносятся, грохоча, грузовики, а впереди обозначилась перспектива!»
Пепе Навахас закончил грузить стальные прутья, двадцать мешков цемента и деревянную обшивку для железобетонных опор, а также настил для пола, доски, вагонку, трубы и сантехнику. Он собирался сооружать пристройку к домику дочери и зятя в Санлукар‑де‑Баррамеде: те недавно обзавелись двойней, а домик у них тесный.
К тому же и с деньгами плоховато. Вот Пепе и достал все подешевле, а так как на зятя рассчитывать не приходилось, сам и делал всю работу по выходным.
Пепе припарковал переполненный грузовик возле ресторана в Дос‑Ерманас в нескольких километрах от въезда на полосу, ведшую к югу на Херес‑де‑ла‑Фронтеру. С парнями со строительного склада он выпил кружку‑другую пивка, а сейчас хотел устроить себе ранний ужин и дождаться сумерек. Он тешил себя надеждой, что патрульные Гражданской гвардии в это время суток не так уж внимательны и останавливать машины начинают позже, когда пьяных за рулем прибавляется.
Василий включил мобильник – впервые за этот день – лишь после одиннадцати вечера. Он боролся с искушением это сделать и сдался, только миновав шлагбаум с автоматом оплаты на последнем участке автострады на Севилью: он знал, что последует. Но он давно уж не бывал предоставлен самому себе целый день кряду, и ему не терпелось услышать человеческий голос. Не прошло и нескольких секунд, как раздался звонок от его кореша Алексея, что была неудивительно.
– Рядом с тобой никого нет, Вася? – осведомился Алексей.
– Нет, – отвечал Василий. Губы плохо слушались от выпитого.
– Не хочу тревожить тебя за рулем, – сказал Алексей. – Еще аварию схлопочешь.
– Так ты звонишь, чтобы потревожить? – сказал Василий.
– Поспокойнее давай, – сказал Алексей. – Леонид вернулся из Москвы.
Молчание.
– Ты уже в курсе, да? Не от меня первого это слышишь? Леонид Ревник в Марбелье.
– Его только на следующей неделе ждали.
– А он пораньше вернулся.
Василий опустил стекло и вдохнул теплый вечерний воздух. Кругом было черным‑черно, с обеих сторон протянулись плоские равнинные поля. Вдалеке маячили чьи‑то хвостовые фары. Навстречу – никого.
– Ну и что сказал Леонид? – бросил Василий.
– Поинтересовался, где ты. Я ответил, что, наверное, в клубе, но в клубе они уже побывали, – сказал Алексей. – Твоя дверь оказалась запертой, а Костя валялся на полу без сознания.
– А с тобой‑то сейчас рядом никого нет, а, Алеша? – с подозрением спросил Василий.
– Леониду стало известно, что ты переметнулся к Юрию Донцову.
– Ты что? Предупреждаешь меня?
– Нет, просто хочу удостовериться, что Леонид говорит правду, – сказал Алексей.
Молчание.
– И из офиса твоего кое‑что пропало, – продолжал Алексей. – Он мне это сказал.
Василий закрыл окошко. Вздохнул.
– Прости, Алеша.
– Рите крепко досталось за тебя. Я не видел ее, но с Леонидом было это чудовище, ну, ты знаешь, тот, с которым даже молдаванки дела иметь не хотят.
Василий несколько раз с силой надавил на руль. Ночь огласил вой автомобильной сирены.
– Спокойно, Вася.
– Прости, Алеша, – повторил Василий. – Ей‑богу, мне очень жаль. Ну что я еще могу тебе сказать?
– И на том спасибо!
– Я все планировал иначе. Леонид должен был вернуться лишь на следующей неделе. Я собирался переговорить с Юрием, чтоб он разрешил привлечь и тебя. Ты был бы в доле. Ты же знаешь… Я просто не мог…
– В том‑то все дело, Вася. Что я ничегошеньки не знал!
– Пойми, не мог я тебе сказать! Ты слишком близок к нему, – сказал Василий. – А Юрий сделал мне предложение, которого от Леонида я и через миллион лет не дождался бы.
– Но без учета меня. Ты не пожелал, чтобы за твоей спиной находился я, и… слушай, какого черта?.. – внезапно оборвал себя Алексей.