Они не говорили друг с другом после краткого совместного пребывания в Эссувейре в прошлом месяце, а все их «общение» сводилось только к деловой информации, которой они обменивались по зашифрованному разведкой сайту. НРЦ настаивал на прекращении всех его контактов с Якобом с тех пор, как после взрыва в Севилье тот был успешно внедрен в так называемую Марокканскую исламскую боевую группу, она же МИБГ. Именно эта радикально настроенная группа хранила сотни килограммов высокоактивного гексагена в подвале мечети в жилом районе Севильи. Якоб помог обнаружить и утилизировать этот гексаген, и НРЦ беспокоила возможность раскрытия агента. В течение нескольких дней существовала реальная угроза его физического устранения в Париже. Но тревоги оказались напрасными: Якоб благополучно возвратился в Рабат, что не помешало НРЦ по‑прежнему проявлять осторожность и разрешить общение с ним Фалькону лишь в августе во время двухнедельного отпуска Фалькона, оговоренному еще в апреле, за два месяца до внедрения Якоба в группировку.
Найти автомат оказалось непросто. Но в Эссувейре они договорились, что для частных звонков не будут пользоваться ни домашними телефонами, ни мобильниками.
– Я в Мадриде, – сказал Якоб голосом дрожащим от волнения.
– Ты, кажется, нервничаешь.
– Нам надо встретиться.
– Когда?
– Сейчас же… как можно скорее. Я не мог предупредить тебя раньше, потому что… ну, ты знаешь почему.
– Я не уверен, что смогу выбраться отсюда так скоропалительно.
– Если я попросил тебя об этом, Хавьер, то будь уверен, что причина серьезная. Дело запутанное и важное. Крайне важное. Важнее которого сейчас ничего нет.
– Служебное?
– И служебное, и личное.
На вечер у Фалькона было запланировано другое личное дело. Он намеревался поужинать с Консуэло. Только он и она, в интимной обстановке. Очередная веха в их постепенном сближении.
– Ты имеешь в виду сегодняшний вечер?
– И даже раньше.
– Выходит, я должен постараться успеть на ближайший поезд.
– Это было бы самое лучшее. Дело того стоит.
– Но мне нужно придумать какой‑нибудь правдоподобный предлог для…
– Ты занимаешься расследованием международного заговора. Можно найти сотни предлогов для поездки в Мадрид. Когда будешь знать, каким поездом едешь, позвони. Я сообщу, где буду находиться. И еще… Хавьер, не говори никому, что встретишься со мной.
Удивительно, что даже по прошествии длительного времени он сталкивается с ситуациями, когда так и тянет закурить. Он поехал на вокзал Санта‑Хуста, по дороге попал в пробку и, позвонив старшему инспектору Луису Зоррите, сказал, что ему нужно встретиться с ним по поводу показаний Марисы Морено. Найдется ли у инспектора время сегодня вечером? Зоррита был удивлен такой просьбой – ведь дело считалось закрытым. Фалькон пояснил, что попутно хочет обсудить с ним кое‑что еще. Они назначили встречу как можно ближе к семи часам вечера.
Мысленно прокручивая свой разговор с Якобом и вспоминая его слова насчет «служебного» и в то же время «личного» дела, Фалькон внезапно заподозрил в этом некий намек на гомосексуальные связи Якоба, не мешавшие тому, однако, быть счастливо женатым и иметь двух детей. При этом у Якоба существовала своя тайная жизнь, для радикальных исламистов МИБГ совершенно неприемлемая.
Пробка рассосалась, машина Фалькона двинулась вперед, и он позвонил своему напарнику Луису Рамиресу, обычная сварливость которого сейчас, после просмотра дисков из кейса Василия Лукьянова, уступила место забавной смеси возмущения и восторга. Рамирес находился под впечатлением.
– Ты не поверишь, – сказал он. – Член городского совета трахает двух девок одновременно! Застройщик имеет малолетку сзади! А строительный подрядчик нюхает кокаин, рассыпанный на сиськах негритянки! И это еще не все! Если это распространится в Сети, Коста‑дель‑Соль просто ахнет!
– Постарайся не допустить распространения.
– Ты не поверишь, – сказал он. – Член городского совета трахает двух девок одновременно! Застройщик имеет малолетку сзади! А строительный подрядчик нюхает кокаин, рассыпанный на сиськах негритянки! И это еще не все! Если это распространится в Сети, Коста‑дель‑Соль просто ахнет!
– Постарайся не допустить распространения. Инструкцию ты знаешь. Просмотр только на одном компьютере в нашем отделе.
– Успокойся, Хавьер. Все находится под контролем.
– Сегодня я уже не вернусь, – сказал Фалькон. – А завтра утром увидимся.
– Эльвира отбыл. Все тихо‑спокойно. Утром я буду, а сейчас, конечно, останусь, если хочешь, но, признаться, я хотел бы уйти.
– Ладно, посмотрим, – сказал Фалькон. – Надеюсь, ты сможешь насладиться уик‑эндом.
– Погоди‑ка, этот парень из ОБОП, Висенте Кортес, заходил – искал тебя. Хотел доложить о русском, найденном в горном лесу, что за Сан‑Педро‑де‑Алькантарой, с девятимиллиметровой пулей в затылке. Парня зовут Алексей и как‑то там еще по‑русски. Дружок того самого, что был найден на автостраде проткнутым железякой. Это важно?
– Скорее для Кортеса, чем для меня, – сказал Фалькон и дал отбой.
На вокзале Санта‑Хуста Фалькон выяснил, что ближайший AVE, скоростной поезд до Мадрида, отправляется в 16.30, а значит, на встречу со старшим инспектором Зорритой он успевает. Якобу он позвонил из автомата на станции, все время прикидывая, в котором часу сможет вернуться в Севилью и состоится ли все‑таки его ужин с Консуэло. Такой желанный, такой необходимый. При всей неспешности развития их отношений.
– Повидайся с Зорритой, – сказал ему Якоб. – А куда тебе ехать потом – скажу.
Фалькон съел что‑то невыразительное, выпил пива, заглотал чашечку кофе и сел в поезд. Хотел вздремнуть, но мешали мысли. Женщина напротив говорила по мобильнику с дочерью. Женщина эта собиралась вторично замуж, и дочь ее не одобряла. Непростая жизнь. Непростые судьбы и сложности, нарастающие, как снежный ком, с каждой минутой.
Позвонил начальник тюрьмы – сказать, что Эстебан Кальдерон попросил консультации психолога.
Поезд мчался по бурым, с квадратиками выжженных полей, равнинам Северной Андалузии. Когда же, в конце концов, прольются дожди?
– Но тюремного психолога он не хочет, – объяснил начальник. – Толкует о какой‑то женщине, которую якобы знаете вы. Фамилию ее он забыл.
– Алисия Агуадо, – сказал Фалькон.
– Вы ведь делом сеньора Кальдерона не занимаетесь, правда?
– Правда, но вечером я встречусь с человеком, который его ведет. Я непременно скажу ему это, и он с вами свяжется.
Он нажал кнопку отбоя. Женщина напротив тоже окончила беседу с дочерью и вертела мобильник на столике, тыча в него длинным, покрытым ярким лаком ногтем. Она вскинула глаза на Фалькона. Такие женщины всегда чувствуют обращенные на них взгляды. Опасная женщина, береги бог от таких. Беспокойство ее дочери оправданно.
Встал он, когда еще не было трех часов, а сна сейчас – ни в одном глазу. На женщину напротив он теперь не смотрел, но забыться сном все равно не мог. Мысли путались в какой‑то полудреме. Он беспокоился, что не удастся вечером повидать Консуэло, и она беспрестанно возникала в его воображении. Познакомились они пять лет назад, когда Консуэло была главной подозреваемой в деле об убийстве ее мужа, владельца ресторана Рауля Хименеса. Потом, год спустя, они встретились вновь, и завязалась легкая интрижка. Фалькон был очень раздосадован, когда Консуэло вдруг прервала все отношения, но, как недавно выяснилось, у нее были в тот момент свои проблемы, которые и привели ее в кабинет психолога, слепой Алисии Агуадо. В последние три месяца они пытаются начать все по новой.