Проводя бритвой борозды в пене на лице, Фалькон морщился.
Надев темно‑синюю рубашку поло и хлопчатые брюки, он вышел из спальни и, облокотившись о балконные перила, свесил голову наружу. Звезд не было. Внизу раскинулось центральное патио массивного старинного здания XVIII века, которое он унаследовал от отца, злополучного художника Франсиско Фалькона. Пилоны и арки, резко очерченные зеленоватым светом одинокого фонаря, освещающего бронзовую фигуру фонтана – мальчика, переходящего ручей, – а за пилонами – темнота галереи и высохшее до хруста растение в углу. Как ни посмотришь, каждый раз думаешь: выбросить его пора, и просил служанку об этом, еще несколько месяцев назад просил, но у Энкарнасьон странные привязанности – шествия со статуей Пресвятой Девы, поставления крестов и это вот несчастное растение…
Гренок на оливковом масле. Чашечка крепкого кофе. В машину он влез взбодренный кофеином, обострившим все его чувства. Он ехал по душному, тяжко дышащему городу, казалось так и не опомнившемуся от дневной спешки и сутолоки. Чуть ли не каждая улица была огорожена, всюду столбики и знаки ремонтных работ, искрошенный асфальт, вывороченные камни, обнажившиеся коммуникации, механизмы, словно изготовившиеся нанести удар. В воздухе пыль от потревоженных и извлеченных на свет божий древних руин. Ну как можно спокойно существовать в этом зуде реконструкции и восстановления? Но к произошедшему несколько месяцев назад взрыву все это отношения не имеет, дело тут в другом: в начале 2007 года ожидаются выборы мэра, и населению надлежит в полной мере почувствовать благодетельную заботу о себе чиновных лиц.
Выбраться из города в столь ранний час, еще затемно, когда до рассвета оставалось четыре часа, было делом легким и быстрым. Не прошло и четверти часа, как он перемахнул на тот берег реки и дальше, по кольцевой дороге, выехал на автостраду, что шла на Херес‑де‑ла‑Фронтеру. Вскоре он увидел огни ярких, как в операционной, галогенных прожекторов – тошнотворный синий свет, тревожный красный, медленно обводящий окрестность болезненный желтый. Он подрулил к убитой полоске земли на обочине и встал позади гигантской машины технической помощи. В воздухе плавали люминесцентные жилеты – тел за ними видно не было. Как не было и движения на автостраде. Он пересек ее и окунулся в гул движка, дававшего ток прожекторам, что освещали жестко и ярко место аварии. Обозначились три зелено‑белых «ниссан‑патрола» Гражданской гвардии, два мотоцикла, красная пожарная машина, зеленая с лампами дневного света карета скорой помощи, еще одна машина техпомощи, поменьше, галогенные прожектора на штативах. Повсюду протянулись провода, и до самой обочины – бриллиантовая россыпь от разбитого ветрового стекла грузовика. Пожарные держали наготове свои инструменты, но ждали появления ответственных лиц. Одновременно с Фальконом у противоположной стороны дороги припарковались дежурный судебный инспектор, эксперты Хорхе и Фелипе и медицинский эксперт с командой и оборудованием. Гвардейцы ввели Хорхе и Фелипе в курс дела.
«Рейнджровер» шел из Хереса в Севилью по скоростной полосе с примерной скоростью 140 километров в час. В момент, когда у грузовика лопнула передняя левая шина, он следовал из Севильи в Херес по крайней правой полосе. Грузовик швырнуло на скоростную и на скорости около 110 километров в час ударило об ограждение разделительной полосы в центре. Силой инерции водитель был выброшен через ветровое стекло, ею же из кузова сдвинуло груз – стальные прутья, доски, вагонку и трубы; все это, перелетев через крышу кабины, начало падать на встречную скоростную полосу. Сам же водитель грузовика, перелетевший через разделительную и скоростную полосы, оказался возле заградительного барьера обочины. «Рейнджровер» ударило двумя из упавших прутьев в тридцати метрах от места аварии. Первый прут, прошив ветровое стекло автомобиля, пронзил грудную клетку водителя, а затем – переднее и заднее сиденья и прошел через днище всего в нескольких миллиметрах от бака.
Второй прут угодил в заднее окошко, а оттуда в багажник, где, по‑видимому, вспорол чемодан с деньгами. Водитель «рейнджровера» умер на месте, оставшаяся без управления машина, продолжая движение и выбив тем самым остальной груз из кузова грузовика, перелетела через заградительные барьеры и сосны на обочине, скатилась вниз с насыпи и дальше – в поле.
– Если его шарахнуло такой железякой на совокупной скорости в двести пятьдесят километров в час, – сказал медэксперт, – я был бы удивлен, если б от него осталось хоть что‑то.
– То, что осталось, – картина неприглядная, – отозвался гвардеец.
– Дайте‑ка сначала взглянуть, – сказал эксперт, – а потом можете извлекать.
Хорхе и Фелипе завершили первоначальный осмотр места катастрофы, провели съемку и присоединились к Фалькону и медэксперту, в то время как медэксперт еще продолжал работу.
– Какого черта мы здесь делаем? – спросил Фелипе, по‑собачьи зевая во весь рот. – Это ж не убийство!
– Он русский мафиози, и при нем куча денег, – сказал Фалькон. – Все свидетельства, которые мы обнаружим, могут пригодиться в будущем обвинителям – «пальчики» на деньгах и чемодане, мобильник, записная книжка с адресами, может быть, и ноутбук отыщется…
– На заднем сиденье – кейс. Прутья его не задели, – сказал гвардеец, – а в багажнике сумка‑холодильник. Ни то ни другое мы не открывали.
– В таком случае пусть действует севильская группа из Центра расследований по делам организованной преступности, – сказал Хорхе.
– Пока что этим занимаемся мы. Но к нам направляют кого‑то там из коста‑дель‑сольского ОБОП и сыщика из ЦРОП, – сказал Фалькон. – А сейчас взглянем‑ка на деньги. По дороге я получил звонок от Эльвиры – фургон от «Prosegur» на место выслан.
Гвардеец открыл багажник. Откуда ни возьмись собралась толпа.
– Joder, – сказал один из полицейских мотоциклистов.
Деньги, оказавшиеся на виду, были в старых, перевязанных пачками купюрах по 100 и 50 евро. Некоторые из пачек от удара стальным прутом рассыпались, но наружу бумажки не вылетели.
– Давайте‑ка расступимся немного, – сказал Фалькон. – Нам пространство требуется. И убираем руки. Денег касаемся только я и эксперты. Ты, Хорхе, тащи сюда контейнеры для денег, для разных купюр – разные.
Под жадными взглядами зевак они пересчитали пачки. На дне чемодана в несколько слоев лежали купюры по 200 евро, а под ними в два слоя купюры по 500 евро. Хорхе пошел за новыми контейнерами. Фалькон подсчитал общую сумму:
– Не считая рассыпанных, здесь семь миллионов шестьсот пятьдесят тысяч евро.
– Наверно, доходы от наркоторговли, – предположил гвардеец.
– Скорее от торговли людьми, а также сутенерства, – сказал Фалькон, набирая номер комиссара Эльвиры.
Пока он докладывал обстановку, прибыл и встал, загородив крайний «ниссан‑патрол», бронированный фургон «Prosegur». Два парня в касках вытащили из задка металлический ящик. Фалькон закончил разговор. Фелипе перевязал лентой пачки, уложив их в тугие черные кубы, и пометил контейнеры белыми стикерами с наименованиями купюр. Четыре куба денег были уложены в металлический ящик и заперты на замок с двумя ключами, один из которых под расписку был отдан Фалькону.
Деньги отбыли. Напряжение ослабло.
Фалькон вытащил из багажника сумку‑холодильник, открыл. Шампанское «Крюг» и бутылки «Столичной» в подтаявших кубиках льда.
– Думаю, восемь миллионов евро стоили того, чтобы их отметить, – сказал гвардеец.