Чедвик бегло записал кое‑что. Он мог бы поклясться, что Хейс выгибает шею, пытаясь это прочесть, так что он закрыл слова рукой, когда дописал.
– А если нам удастся сузить интервал, в который произошло убийство, вы сумеете подробнее рассказать нам, кто в этот момент мог находиться за сценой, как по‑вашему?
– Может, и сумею. Не знаю. Я же говорю, там был сущий бедлам.
– Представляю. Вы видели ее вместе с каким‑то конкретным человеком?
– Нет. Может, это была она, а может, и нет. Я только мельком поглядел. Там было много народу. Много всяких милашек. – Его лицо прояснилось. – Может, это даже была не она.
– Но давайте все‑таки сохранять оптимизм и предполагать, что это была она, хорошо? У девушки, которую вы видели, был на правой щеке нарисован цветок?
– Не знаю. Я же говорю, я даже не уверен, что это вообще была она. Многие девушки рисовали себе цветочки.
– А вдруг нам сумеет помочь ваша группа охраны?
– Может быть. Если они вспомнят.
– А журналисты рядом были?
– Еще бы. Но в мигающем режиме.
– Что вы имеете в виду?
– Это же палка о двух концах, понимаете? Реклама всегда пригодится, и прессу отпугивать не стоит, но при этом вы же не хотите, чтобы кто‑нибудь снимал каждый ваш шаг или описывал каждый ваш поход в сортир, верно? Мы пытались соблюсти баланс.
– И как вам это удавалось?
– Большая пресс‑конференция перед мероприятием, все интервью – строго по расписанию, с определенными исполнителями в определенное время.
– Где?
– В огороженной зоне прессы.
– Значит, журналистов не пускали за сцену?
– Да вы шутник!
– А фотографы там были?
– Только в пресс‑зоне.
– Не могли бы вы мне дать их имена?
– Ни одного не помню. Можете спросить у Мика Лоутона. Он отвечал на этом мероприятии за связи с прессой. Я вам дам его телефон.
– А телевидение?
– Они были здесь в субботу и воскресенье.
– Сейчас угадаю: в пресс‑зоне?
– Они почти все время снимали зрителей и выступления групп, при этом строго соблюдали закон об авторских правах: только с разрешения и все такое прочее.
– Мне нужны названия телекомпаний, которые в этом участвовали.
– Ну конечно. Как обычно, главные подозреваемые.
Хейс сообщил ему названия. Выбирать было особенно не из чего: Чедвик и без того сразу подумал о «Йоркшир телевижн» и «Би‑би‑си‑норт». Он встал, нагнувшись, чтобы не стукнуться головой о потолок.
– Мы с ними потолкуем, узнаем, можно ли взглянуть на их пленки. И с вашей охраной тоже побеседуем. Спасибо, что уделили мне время.
Хейс поднялся на ноги, вид у него был удивленный.
– Это что, все?
– Пока да, – улыбнулся Чедвик.
Помещение паба выглядело весьма колоритно: это было похоже на сцену из Диккенса, написанную с рембрандтовским чувством светотени. В зальчике с низким потолком выделялись две группы людей: одна играла в карты, другая была погружена в оживленную беседу. Грубые, потрепанные непогодой лица с морщинистыми щеками и носами картошкой озарялись свечами и огнем поленьев, потрескивавших в очаге. Двое за барной стойкой были моложе: местная девушка, бледная гибкая блондинка лет девятнадцати‑двадцати, которую Бэнкс, он был в этом уверен, где‑то видел раньше, и молодой человек примерно десятью годами старше, кудрявый, с клочковатой козлиной бородкой.
Когда вошли Бэнкс и Энни, все замерли и посмотрели в сторону двери; потом картежники вернулись к игре, а другая группа начала тихо переговариваться.
Когда вошли Бэнкс и Энни, все замерли и посмотрели в сторону двери; потом картежники вернулись к игре, а другая группа начала тихо переговариваться.
– Та еще ночка на дворе, – произнес молодой человек за стойкой бара. – Что вам подать?
– Мне пинту «Блэк шип», – заказал Бэнкс, показывая свое удостоверение. – А вот это инспектор Кэббот, ей швепс «Слимлайн горький лимон», безо льда.
Энни подняла, бровь, взглянув на Бэнкса, но безропотно приняла напиток, когда его принесли, и вынула записную книжку.
– Там такая суматоха, я уж подумал: не иначе, скоро ваши нагрянут, станут все вынюхивать, – заявил молодой человек. У него вздулся бицепс, когда он толкнул к Бэнксу его пинту.
– Вас зовут?..
– Кэмерон Кларк. Владелец. Все меня называют КК.
Бэнкс заплатил за напитки, невзирая на протесты КК, и отхлебнул пива.
– Что ж, Кэмерон, – проговорил он, – пиво у вас отличное, вот что я вам скажу.
– Спасибо.
Бэнкс повернулся к девушке:
– А вы?..
– Келли, – произнесла она, переминаясь с ноги на ногу и крутя прядь волос. – Келли Сомс. Я тут работаю.
Как и хозяин заведения, Келли была в белой футболке с крупной надписью «Кросс киз инн» на груди. Свечи в баре горели достаточно ярко, чтобы разглядеть, что тоненькая материя кончалась дюйма на три выше ее джинсов, низко сидящих на бедрах, и широкого пояса, усеянного заклепками, открывая полоску бледного впалого живота и пупок, с которого свисала коротенькая серебристая цепочка. Бэнксу подумалось, что ее обнаженная талия способна обратить каждого мужчину за сорок в похотливого старикашку.
Он огляделся по сторонам. Пара средних лет, которую он не сразу заметил, сидела на скамье под окном‑фонарем; судя по виду, это были туристы: на них были анораки, а на скамье рядом с ними лежал футляр от дорогого фотоаппарата. Некоторые в баре курили, и Бэнкс подавил острое желание затянуться. Он обратился к присутствующим:
– Кто‑нибудь знает, что случилось на этой улице?
Все закачали головами, бормоча: «Нет».
– Кто‑нибудь выходил отсюда за последние час‑два?
– Никто, – ответил КК.
– Когда отключилось электричество?
– Часа два назад. По иствейлской дороге проходит линия. Осталось часок‑другой подождать, пока починят. Во всяком случае, так они сказали.
Сейчас половина десятого, отметил Бэнкс, а значит, отключение произошло в половине восьмого. Нетрудно будет справиться в Йоркширской электрической компании, но пока сойдет и так, есть от чего плясать. Если Ника, жертву, убили между шестью и восемью часами, тогда получается, что убийца воспользовался темнотой как дополнительным прикрытием либо проделал все еще до аварии на линии – между шестью и половиной восьмого. Это не так уж важно, только вот выключение света заставило миссис Тэннер сходить проведать жильца, и тело, видимо, нашли несколько раньше, чем рассчитывал преступник.
– А что было до этого?
– Мы пришли сюда примерно без четверти восемь, – сообщил мужчина, сидевший у окна‑фонаря. – Верно, дорогая?
Женщина рядом с ним кивнула.
– Мы направлялись в Иствейл, обратно в гостиницу, – продолжал он, – и это было первое заведение на нашем пути, которое оказалось открыто. Не люблю вести машину после того, как стемнеет, даже в самых благоприятных обстоятельствах.
– Я вас не виню, – заметил Бэнкс. – Вы не видели кого‑нибудь на дороге?
– Нет. То есть перед этим, может быть, мелькнула машина‑другая, но после того, как выключили электричество, мы никого не видели.