Я готов вам заплатить – я должен был сразу же это сказать.
– Нет‑нет, что вы. Я никак не могу принять плату. Это не моя область. Я с радостью изложу вам мою точку зрения, так сказать, не для протокола, однако если я приму плату, это будет означать, что я уверенно предлагаю вам коммерческие услуги в этой сфере. А это совершенно не так. – Доктор Белл улыбнулся, его глаза на мгновение утонули под пушистыми бровями. – Это весьма важное предуведомление. По‑прежнему желаете, чтобы я высказался?
– Будьте любезны.
Доктор ссутулил плечи и потряс головой. Если уж у человека должны быть нервные тики, подумал Кардинал, эти еще сравнительно безобидные. Врач взял первую открытку и поправил очки. Потом чуть повернулся в кресле, поднося открытку поближе к свету. Затем он замер, точно фигура на картине.
– Хорошо, – произнес он спустя некоторое время. – Прежде всего – какова натура человека, пишущего подобное? Ведь, в сущности, автор записки глумится над вами.
– Один мой друг употребил то же слово.
– Более того, автор не просто глумится: он еще и делает это исподтишка. Он или она. Как ребенок, который обзывает кого‑нибудь с безопасного расстояния. Он знает, что вы не сможете дать ему сдачи. Это – трусливая, боязливая атака.
Между тем когда вы кого‑то убиваете… Когда вы убиваете, это весьма личностная вещь, она происходит лицом к лицу. Обычно так. И чтобы увязать эти открытки с возможным убийством Кэтрин, вы должны предположить, что мотив в обоих случаях – один и тот же: цель – сделать больно
– Он намеревается сделать вам больно, сделав больно ей; возможно, какое‑то время он следит за ней. Вероятно, весьма долгое время. Вероятно, он тайно роется в ее вещах и находит записку о самоубийстве, которую она написала в какой‑нибудь особенно мрачный день. Может быть, он нашел ее уже после того, как она ее выбросила, кто знает? Так или иначе, он следует за ней в тот вечер, в те часы, когда она более или менее одна, и сталкивает ее с крыши, оставив записку, чтобы сбить всех со следа. Если в действительности все так и произошло, мне представляется, что человек, сумевший все это проделать, – слежку, ожидание и финальный насильственный акт, – совсем не та робкая душа, которая дает себе труд писать анонимные пасквили. Как по‑вашему, пока я рассуждаю логично?
– Хотел бы я, чтобы в отделе поведенческой психологии Полицейского департамента Онтарио соображали так же быстро, – заметил Кардинал. – Продолжайте.
– Я бы сказал, что в случае автора открыток речь идет о человеке, который вас знает. Причем я бы подчеркнул – именно вас, а не Кэтрин. Он не жалеет усилий, чтобы скрыть свой почерк. Кроме того, вы упомянули, что он отправил свои послания из двух различных мест. – Доктор Белл снова утонул в кресле, повернув его одной ногой, упершейся в столик, и заключил: – Я бы сказал, что это человек нервный и замкнутый. Ощущает себя неудачником – или неудачницей. Почти наверняка у него – или у нее – сейчас нет работы. Самооценка – глубоков негативной зоне. И еще, судя по первой открытке, это человек, перенесший тяжелую потерю, в которой он обвиняет вас. Полагаю, детектив, вы уже рассматривали возможность, что это кто‑нибудь из тех, кого вы упрятали за решетку?
– Угу, – подтвердил Кардинал.
И еще, судя по первой открытке, это человек, перенесший тяжелую потерю, в которой он обвиняет вас. Полагаю, детектив, вы уже рассматривали возможность, что это кто‑нибудь из тех, кого вы упрятали за решетку?
– Угу, – подтвердил Кардинал. – И таких много.
– Да, но фраза «Ну как тебе это?»… Здесь сквозит одно очень специфическое намерение, вы не находите? Кто‑то наступает тебе на ногу, и ты со всей силы наступаешь в ответ. «Как тебе это?» «Как
Ларри Бёрк был новичком в отделе уголовного розыска. Собственно, он снял форму всего несколько месяцев назад, и ему очень хотелось произвести хорошее впечатление на коллег. Он беспокоился даже о том, что, зайдя перекусить в «Кантри стайл» в начале Алгонкин‑роуд, он станет воплощением стереотипа: коп в пончиковой. Но, по правде говоря, на пончики ему было плевать, ему просто нравился кофе, который подавали в «Кантри стайл». И, если вдуматься, они там делают очень приличные сэндвичи, так почему же ему не съесть то, что он любит?
Это было его любимое занятие в свободный день – заехать в «Кантри стайл», посидеть с номером «Торонто сан» (у них самый лучший спортивный раздел), заказать гигантский кофе и сэндвич с куриным салатом – и так наслаждаться добрых полтора часа. Сегодня сквозь окна струились солнечные лучи, и Бёрку стало по‑настоящему жарко, хотя стоял прохладный октябрьский день. Холмы за окнами алели и золотились.
Он слизнул с пальцев остатки куриного салата и отхлебнул кофе. Его поджидал маффин с отрубями, но он не хотел, чтобы обед завершился слишком быстро. По правде говоря, его выходные малость поблекли после того, как они расстались с Брендой, – или, точнее, Бренда с ним рассталась. Бёрк бы с радостью продолжил их необязательный роман, растянув его еще на один‑два тепловатых года.
Он уже подумывал позвонить ей на мобильный, просто узнать, как у нее дела, но ему не хотелось выглядеть жалким. И потом, Бренда была права: у них по большому счету не было общего будущего.
– А что я только что увидел, приятель, просто глазам не верю.