Лола отметила, что это было именно то, чего она от него ждала. Чтобы он подал ей вина и выпил с нею. Чтобы не говорил ей, что она слишком много курит. Чтобы слушал, как она говорит, или молчал вместе с ней. Чтобы он рассказал ей, что у него на сердце, или не рассказывал ничего. С Максимом всегда чувствуешь себя свободно. Сегодня, вечером в понедельник, Максиму хотелось поговорить, и он сказал:
‑ Ты, конечно, знаешь, что Хадиджу и Хлою задержали?
‑ Знаю.
И стал говорить о девушках, а она слушала. Он рассказал о Хлое, у которой были проблемы с весом, и это заставляло ее искать утешения в игре на виолончели или в общении по Интернету. О Хадидже, храбром маленьком солдате, у которой, ‑ он в этом уверен, ‑ сил хватит на двоих. И все‑таки для таких молоденьких девушек это слишком жестокое испытание. Хлоя, Хадиджа и Ванесса, три неразлучных подруги, познакомились еще в колледже. Хлоя умирает от ужаса. Хадиджа хорохорится, но что толку? Они не имеют ни малейшего представления, кто мог напасть на их подругу. Одно из двух: либо Ванесса сама открыла дверь убийце, либо у него были ключи. Это все, что смогли рассказать Хлоя и Хадиджа, а полиция в лице маленького ограниченного комиссара сочла это недостаточным.
‑ Я делаю все, чтобы ободрить их. Однако это дело дурно пахнет. Убийца отрезал ей ноги.
‑ Я знаю, мой бывший коллега ввел меня в курс дела.
‑ Сегодня утром этого в прессе не было.
‑ Естественно. Груссе хочет, чтобы убийца знал обо всем этом больше, чем общественность, тогда ему можно будет расставить ловушку во время допросов.
‑ А представь себе, что мы имеем дело с сумасшедшим, который захочет сделать то же самое с Хадиджей или Хлоей. Так же думает и лейтенант Бартельми. А ты веришь в эту теорию?
‑ Я ни во что не верю. Тем более что я уже не работаю в полиции, не забывай об этом.
Голос Лолы прозвучал печальнее, чем ей хотелось. Поэтому она улыбнулась. Максим побарабанил пальцами по столу и насмешливо сказал:
‑ Знаешь, что тебе не помешало бы?
‑ Не имею ни малейшего представления.
‑ Хорошая консультация у Антуана.
‑ Кто это?
‑ Завсегдатай «Красавиц» и психиатр Хлои. Может быть, сходив к нему и полежав на его диване, ты почувствуешь себя лучше. А его пса зовут Зигмунд.
‑ Не может быть!
‑ Может. Кроме того, Антуан ‑ очень интересный тип. Ты знаешь, почему психиатры укладывают пациента на диван, а сами устраиваются позади него?
‑ Чтобы иметь возможность отдыхать время от времени?
‑ Не угадала, Лола. Пациент более откровенен, когда видит перед собой пустоту, то есть самого себя.
‑ Ты полагаешь, это действует ободряюще?
‑ Думаю, стоит для начала принять эту пустоту.
Поговорив с Максимом, Лола почувствовала себя лучше и вернулась к пазлу. Сегодня вечером она налегала на домашнее вино, но ей все было нипочем; это только поможет ей заснуть. Когда в дверь позвонили, она подумала, что это Бартельми, и ворча встала. Однако, посмотрев в глазок, она увидела лишь Ингрид Дизель, массажистку на все руки. Лола взглянула на часы: 22:35. И все‑таки она открыла нахалке ‑ та улыбалась так, как будто хотела попросить о чем‑то весьма непростом. Лола молча смотрела на нее. В свое время такой прием многих заставлял нервничать.
‑ Мадам Лола Жост?
‑ Кому как…
‑ Меня зовут Ингрид Дизель. Я от Максима Дюшана, из «Красавиц».
‑ Да‑да, я знаю Максима. И что?
‑ Можно войти?
Лола впустила ее, не скрывая, впрочем, своего недовольства по этому поводу. Девушка‑борец пробормотала извинения, сняла туфли, чтобы не запачкать ковер ‑ хороший знак ‑ и развалилась на диване. Не такой уж хороший знак. На ней были серо‑голубые носки, полинявшие джинсы и полосатый полувер, который она без лишних церемоний сняла, пожаловавшись, что в нем жарко.
Лола увидела перед собой девушку в майке со смелой татуировкой на плече. Она закурила, предложив сигарету своей гостье (впрочем, та отказалась), уселась в свое любимое кресло и крепче запахнула на себе халат.
‑ Максим сказал мне, что вы работали в полиции.
‑ Это было еще до вашего рождения. На Земле как раз собирались воцариться динозавры.
‑ Но мне уже за тридцать.
‑ А можно узнать, что привело вас, Ингрид Дизель, ко мне в этот поздний час?
‑ Но ведь еще нет и одиннадцати. Дело вот в чем. Я живу на Пассаж‑дю‑Дезир, в том доме, где Ванессу Ринже…
‑ Да, я в курсе.
‑ Ваши коллеги первый раз допрашивали меня дома. Я не могла сказать о своих соседках ничего плохого. Когда я увидела, что их увозят в комиссариат, то поехала следом. Оказавшись на месте, я пыталась отстаивать их интересы, но один из ваших коллег повел себя весьма нелюбезно.
‑ Люди часто забывают, что комиссариат ‑ это не пляж в тропиках. Те, кто там работает, ежедневно подвергаются стрессу и поэтому не слишком дружелюбно относятся к туристам.
‑ Я думаю, вы можете мне помочь. В конечном счете, помочь всем нам. Жителям квартала. Потому что смерть одной молоденькой девушки волнует всех.
‑ Наша беседа начиналась вполне разумно. Говоря о моей карьере, вы употребили прошедшее время. И попали в точку. Но сейчас вас понесло не в ту сторону. А жаль. Тем более что все это становится навязчивым: вы уже вторая сегодня, кто напоминает мне о прошлом. Скажите себе: сейчас Лола Жост занимается тем, что собирает пазлы. Во всяком случае, когда у нее есть на это время.
‑ Но собирать пазлы, должно быть, ужасно…
‑ Ужасно что? Нудно?
‑ Э‑э… да. Но извините меня, я сразу перейду к делу. Максим сказал, что я могу поговорить с вами, что вы ‑ приятная женщина.
‑ Приятная женщина. Штамп! Я предпочла бы такой вариант: Максим сказал мне, что вы ‑ настоящая женщина. Ну, ладно. Я настоящая женщина. Или, во всяком случае, то, что от нее осталось после того, как я раздала себя по кусочкам. Я раздавала и раздавала себя, а теперь имею право сидеть дома и собирать пазлы или делать розы из морковки, если мне так хочется. Или произносить сальные словечки, вот. Это со мной случается, когда я устаю от пазлов. Я имею такое право.
‑ Нет.
‑ Как это нет?
‑ Если вы ничего не сделаете, то арестуют невиновного, а тот негодяй, который убил Ванессу, останется на свободе. Это недопустимо.
‑ Я тоже знаю высокие слова, а не только сальные: неприемлемый, непереносимый, недопустимый, непостижимый и даже несправедливый. Так что не произносите высоких слов у меня над ухом: они меня не впечатляют.
‑ Но все‑таки жизнь заключается не в том, чтобы сидеть дома и забывать о других.
‑ Жизнь, мадемуазель, ‑ это чередование сладкого и горького, и если в таком возрасте вы этого еще не поняли, то я здесь бессильна.
‑ Максим сказал мне, что до того, как убили вашего коллегу, вы были необыкновенным полицейским.
‑ Вы начинаете меня утомлять.
‑ Вместо того, чтобы тонуть в жалости к себе и этом жутком халате, вы бы лучше встряхнулись и помогли всему кварталу.
‑ Довольно. Я не допущу, чтобы коротко стриженная полосатая девица с татуировкой проявляла неуважение к моему халату. Убирайся.
‑ Нет.
‑ Как хочешь. Я вызову своих, как ты выражаешься, коллег, чтобы они забрали тебя в участок. Гарантирую, что в этот раз они отнесутся к тебе с должным вниманием.
‑ Вы не приятная женщина. Максим ошибся, а я еще раз повторяю: ваш халат ужасен. Просто ужасен! Когда вы будете вести тихую и спокойную жизнь пенсионерки, вы перестанете быть интересны. И это время вот‑вот наступит.
‑ Дверь осталась на прежнем месте, и комиссариат тоже. У тебя есть две секунды, чтобы выбрать, какое из этих мест тебе по душе.