Даже если Фредрик все расскажет, что полиция будет делать с этой информацией? Даже если они сделаны совсем из другого теста, чем ты, мой любимый, ненавистный сын. За Катарину мне нечего волноваться. Она всегда меня слушается, она из понятливых.
Аксель Фогельшё поднимается и подходит к окну с видом на парк Общества садоводов. Там действительно кто-то есть под дождем среди голых деревьев? Стоит и смотрит на меня. Или мне это кажется?
Фредрик Фогельшё снова позвал к себе Свена Шёмана. Он пригласил его присесть на тюремную койку и сказал голосом, полным смирения:
— Вы можете мне не верить, но я не имею никакого отношения к убийству Йерри Петерссона и не думаю, что кто-нибудь из нашей семьи приложил к этому руку. Вот как все было…
Фредрик переводит дыхание, прежде чем продолжить.
— Когда отец впал в депрессию после смерти матери, я получил доступ к семейному состоянию, чтобы распоряжаться текущими расходами. У меня должно было получиться, поскольку я работаю в банке и имею экономическое образование.
Фогельшё замолкает, как будто сожалея о чем-то.
— Что вы делаете в банке? — спрашивает Шёман. — Ведь вы член совета, так?
— Я занимаюсь корпоративными сделками. Небольшие предприятия часто прибегают к нашим услугам, когда хотят сменить владельца. Тогда я работаю с их финансами.
— Вам это нравится?
— Может, это и не совсем то, о чем я мечтал, — отвечает Фредрик, — но это вполне достойная работа из тех, что можно получить в Линчёпинге. Итак, отец тяжело переживал смерть мамы. Он полностью передал мне управление нашими финансами до тех пор, пока не почувствует себя лучше.
— И вы принялись за операции с опционами?
— Да, — отвечает Фогельшё.
Он откидывается назад, прислоняясь к стенке, и начинает рассказывать о том, как замок приходил в упадок; о неудачных сделках отца; о смерти матери; о том, как сам он принялся спекулировать опционами, поначалу немного, однако дело стало набирать обороты, как только он получил доступ к семейному капиталу. Он ведь хотел как лучше.
Голос Фредрика слабеет, и полицейскому кажется, что Фогельшё вот-вот заплачет, однако, во всяком случае, сдерживать слезы ему удается.
— Итак, отец был вынужден объявить о продаже Скугсо, и тут всплыл Петерссон. Он один. Только благодаря моим и отцовским связям в банке меня не объявили банкротом до того, как сделка была завершена.
— Банк взял на себя ответственность?
— Нет, я распоряжался семейным состоянием как частное лицо. Это просто замалчивалось. Отец продал Скугсо, чтобы спасти меня от банкротства. Он обещал матери, когда она умирала, заботиться обо мне и Катарине, чего бы это ни стоило. И он сдержал слово.
— Должно быть, сделка далась вам нелегко? — спрашивает Свен.
— Отец тяжело переживал, — отвечает Фредрик и подается вперед. — А я? Я думал только об отце. Может, вам трудно меня понять, но именно так оно и было. А отец думал о Скугсо.
— А потом? Сейчас? Ведь вы пытались выкупить замок? — спрашивает Свен.
— Да.
— Как? На какие деньги?
— Мы получили наследство по датской линии. Одна старая графиня, успешно занимавшаяся предпринимательством, оставила после себя достаточно крупную даже в нашем понимании сумму.
— И вы захотели выкупить поместье?
— Петерссон только посмеялся над предложением отца.
— У вас лично был конфликт с убитым? — спрашивает Шёман, и Фредрик, кажется не без колебаний, отвечает:
— Скажу откровенно. Вечером накануне того дня, когда Петерссона нашли убитым, я был у него. Он впустил меня и на мое предложение ответил решительным отказом.
Он впустил меня и на мое предложение ответил решительным отказом. Спросил меня, не желаю ли я выпить рюмочку коньяка в той комнате, где вырос. Он так улыбался и смотрел на меня с таким вызовом, что мне хотелось убить его. Однако я этого не сделал.
Фредрик Фогельшё замолкает и сжимает руки в замок на коленях.
— Хотя должен был, — добавляет он, выдержав паузу.
— То есть вы считаете, что должны были убить его? — спрашивает Свен.
— Да, — отвечает Фредрик, — должен. Но когда, собственно говоря, люди делали то, что должны?
— Какая у вас машина?
— Черная «Вольво», но вы ее конфисковали.
— Но ваша жена сказала нам, что в тот вечер вы были дома?
— Она хотела выгородить меня. Это же естественно — покрывать своих.
«Я должна позвонить Туве. Я же ее мама», — думает Малин.
А что, если она сможет приехать сегодня вечером?
Форс и Мартинссон вошли в автоматические двери полицейского участка лишь ближе к вечеру.
В общем офисном помещении по-воскресному пусто. Дождь снаружи льет сплошной стеной.
Я должна, должна, должна была позвонить. Но мой мобильный отключен уже несколько часов. И я хочу вниз, в тренажерный зал.
Почему я избегаю тебя, Туве? В первые десять месяцев после катастрофы в Финспонге этого не было. Я присосалась к тебе, как пиявка, ты не могла этого не чувствовать. Чего я хотела — защитить тебя или задушить свой собственный страх, свое чувство вины?
Малин садится за стол и включает компьютер. Харри делает то же самое.
Вскоре к ним подходит Свен Шёман и передает разговор с Фредриком Фогельшё.
— Мог ли он это сделать? — спрашивает Форс.
— Кто знает. Может, возникла ссора, и он убил Петерссона, не имея такого намерения, случайно?
Малин видит, как глаза Свена наполняются сомнением. Может, все-таки Фредрик не тот человек, которого они ищут? Она знает, Свен сейчас думает о том же. Кроме того, она понимает, что он будет видеть в сыне графа Фогельшё главного подозреваемого, пока не доказано обратное.
— То, что Фредрик убил Петерссона в четверг вечером, не сходится с выводами экспертизы, — говорит Малин. — Карин утверждает, что тело пролежало в воде два часа, максимум четыре. И техники не нашли на автомобиле Фогельшё крови, а она осталась бы в таком случае, поскольку преступник должен был быть буквально забрызган кровью. То, что на его шинах следы гравия того же самого типа, что и на замковом холме Скугсо, объясняется тем, что Фредрик — в полном согласии с его собственными показаниями — был там накануне вечером, но никак не связывает его с убийством.