Курить ему хотелось до одурения.
– Для некоторых людей точно срабатывает, – не без вызова в голосе вмешалась Донован и тоже запихнула блокнот и ручку в сумку. – В фирме моей подружки начальство даже платит за то, чтобы сотрудников под гипнозом заставили бросить курить. Раньше она выкуривала по двадцать сигарет в день, а после сеансов гипноза не притрагивается к сигаретам.
Тарталья, все еще не убежденный, опять обратился к Залески:
– Вы на самом деле можете заставить меня, к примеру, бросить курить и пить?
Залески разулыбался:
– Для начала вы сами должны захотеть этого. Реальный гипноз совсем не то, что вам показывают в кино. Я не могу заставить вас сделать что‑то, чего вы не хотите делать сами. Контролировать ваш мозг я не в силах.
– Тогда как же действует гипноз?
– Гипнотизер всего лишь помогает вам идти по дороге, которую вы уже выбрали себе сами. – Залески полез в карман висевшего на спинке стула пиджака, выудил визитку и протянул ее Тарталье. – Вот. Если пожелаете попробовать.
– Спасибо. Если, конечно, возникнет проблема, с которой я не сумею справиться сам… Что ж, думаю, на сегодня мы закончили. – Тарталья встал, за ним поднялись Залески и Донован. – Ближе к обеду я подошлю к вам человека насчет компьютерного фоторобота. Ваши показания необходимо записать на видео. К тому же нужен экземпляр, написанный вашей рукой и с вашей подписью.
Тарталья проводил Залески до дверей и показал, как пройти к стойке дежурного и к выходу. Как только Залески исчез из виду, Тарталья скомкал его визитку и швырнул, метя в мусорную корзинку. К его досаде, та шмякнулась на пол, не долетев.
– Ну ты в точности как мой папочка, – заметила Донован и, подобрав карточку, бросила ее в корзинку. – Он тоже вечно все кидает на пол.
Насколько Тарталье помнилось, отец Донован, бывший учитель английского, имел избыточный вес, седые волосы и было ему уже за шестьдесят. Тарталью, который был немногим старше Донован, замечание укололо.
– Что‑то не верится, будто я хоть чем‑то похож на твоего папашу. – Тарталья сорвал с вешалки куртку – под ней на линолеум уже натекла маленькая лужица – и яростно стряхнул с нее последние капли воды. – Ты и сама, признаться, не тянешь на Мисс Аккуратность. Когда я в последний раз заглядывал к тебе, комнаты напоминали цыганский табор.
– Ну что ты, я стараюсь. Да вот с Клэр мне никак не справиться. Ладно, не переживай. На самом деле ты совсем, ну ни капельки не похож на моего папочку! – Она с улыбкой похлопала Тарталью по руке, словно угадав его мысли.
Тарталья открыл дверь, нетерпеливо придержал ее для Донован.
– На Мэйн‑стрит, совсем рядом с риелторским агентством, где работала Мэрион Спир, есть кофейня «Старбакс». Если поторопимся, успеем заскочить и перекусить на скорую руку до открытия агентства.
Подкрепившись тремя чашками кофе и непропеченными круассанами, Тарталья оставил Донован беседовать с Анжелой Графтон, владелицей риелторского агентства, а сам отправился на розыски Гарри Энджела, это ему Мэрион показывала квартиру в день своей смерти, он был последним известным полиции человеком, кто видел ее живой. Ливень, снизив напор, перешел в морось, и холодный влажный воздух приятно холодил лицо после спертой духоты кофейни. Тарталья отшагал несколько кварталов до книжной лавки Энджела и теперь чувствовал, что в голове у него немного прояснилось.
Тарталья изучил тощее досье Мэрион Спир и сделал вывод, что местный убойный отдел вел расследование ее смерти крайне небрежно. Учитывая обычную напряженку с кадрами, ничего удивительного в этом не было. Гарри Энджела опрашивали несколько раз.
Учитывая обычную напряженку с кадрами, ничего удивительного в этом не было. Гарри Энджела опрашивали несколько раз. Но он крепко держался своей первоначальной версии: с Мэрион Спир он расстался у дверей квартиры, находившейся на Карлтон‑роуд в Илинге. Свидетелей, которые опровергли бы его показания, не нашлось. Не обнаружилось также видимых мотивов убийства и никаких следов Энджела на месте преступления. В конце концов его оставили в покое.
В ходе расследования не всплыло и намека на злой умысел. Мэрион или упала с крыши парковки случайно, что представлялось маловероятным, или покончила жизнь самоубийством. Хотя предсмертной записки не нашли, Тарталья понимал, почему следствие остановилось на версии самоубийства: сыграли роль заявления матери Спир и ее подружки, делившей с ней квартиру. Обе утверждали, что Мэрион была несчастлива, ей было сложно найти в Лондоне друзей. Никто не стал копать глубже, не призадумался, как легко одинокая женщина вроде Мэрион могла пасть жертвой чьей‑то недоброй воли.
Припоминая имеющееся в досье фото Мэрион, Тарталья размышлял, прав он или нет. Женщина она была привлекательная, но не то чтобы роковая красотка. Так, милая соседская девчонка, выглядевшая гораздо моложе своих тридцати лет, с темно‑русыми, по плечи, волосами и мечтательным, ласковым выражением глаз. Возможно, у Тартальи разыгралось воображение, но в глазах девушки он разглядел грусть. У нее наверняка были ухажеры, кто‑то, конечно же, проявлял к ней интерес. Однако, согласно всем свидетельским показаниям, Мэрион держалась замкнуто и редко ходила развлекаться. Кеннеди ошибается, считая, что она не соответствует психологическому портрету жертв этого убийцы. Да, Мэрион постарше Джеммы, Элли и Лауры и погибла несколько иначе, и все же общая тенденция просматривается. Все они были одиноки, все выпадали из своего окружения, все, хотя и по‑разному, ранимы. Мэрион вполне могла привлечь внимание Тома.
Книжная лавка Энджела была втиснута в ряд других, окнами выходящих на Илинг‑Грин зданий, через несколько домов от бара, где Тарталья с Кеннеди позавчера ели тапас. В соседстве с нарядным магазинчиком органических продуктов и шикарной французской кофейней книжная лавка смотрелась совсем неуместно: входная дверь покрашена в несколько слоев черным лаком, давно потускневшим, вывеска «Антикварные книги Соэна», выведенная золочеными буквами, тоже поблекла.
Тарталья мимоходом заглянул в запотевшее от дождя стекло витрины: ряды потрепанных книг по архитектуре и истории живописи. Он толкнул дверь. Она оказалась запертой. И только тут Тарталья заметил на дверях записку: магазин откроется через полчаса. Но он видел, что в глубине полутемного зала горит свет и там кто‑то ходит. Подергав несколько раз колокольчик, Тарталья сдался и громко постучал. Через минуту в полумраке нарисовался долговязый и длиннорукий человек. Он ткнул пальцем в объявление, подозрительно вглядываясь в Тарталью, и выговорил губами – медленно, как для идиота: «За‑кры‑то». В ответ Тарталья, столь же старательно артикулируя, произнес: «По‑ли‑ци‑я» – и прижал к стеклу свое удостоверение. Человек заколебался, решая, как поступить, и наконец нехотя отпер дверь. Приоткрылась узенькая щель. Человек тщательно изучил удостоверение:
– Что вам угодно?
– Вы – Гарри Энджел?
Человек замялся, потом кивнул.
– Я – инспектор Марк Тарталья. Можно войти? Уверен, вам самому не захочется, чтобы я задавал вам вопросы на улице.
С крайне недовольным видом Энджел распахнул дверь и впустил инспектора. Прикрепленный к дверям колокольчик неистово забрякал.
В магазине было тесно и холодно, лишь немногим теплее, чем на улице. Темно‑красные стены сплошь заставлены полками с книгами, среди которых попадались совсем старые экземпляры в кожаных переплетах. Откуда‑то из глубины доносилась музыка – рваные ритмы современной оперы, и Тарталья уловил запах свежесваренного кофе.