— А насколько?
— На девяносто — девяносто пять.
Лодердейл задумался.
— Так мне стоит что-нибудь сказать по этому поводу?
— Это вам решать, сэр. Криминалисты уже выехали снимать отпечатки в квартире. Скоро все выяснится.
Одна из проблем с опознанием убитого состояла в том, что последний смертельный выстрел разнес половину лица — пуля вошла в шею сзади и раздробила челюсть. Как сказал доктор Курт, опознание придется проводить, закрыв нижнюю часть лица и показывая друзьям или родственникам верхнюю. Но будет ли этого достаточно? До сегодняшнего возможного прорыва они могли рассчитывать только на опознание по зубам. Но судмедэксперт сказал, что полость рта сильно повреждена, а те зубоврачебные работы, которые еще можно распознать, настолько рутинны, что их мог делать кто угодно и ни один дантист не смог бы с уверенностью под ними подписаться.
Ребус попросил размножить фотографию с вечеринки и копию отправил в Глазго с соответствующими комментариями. После чего пошел послушать пресс-конференцию Лодердейла.
Старший инспектор Лодердейл любил вступать в словесные дуэли с прессой. Но сегодня он, против обыкновения, нервничал. Возможно, из-за того, что аудитория была больше, чем всегда. Откуда ни возьмись появились старший суперинтендант Уотсон и старший инспектор Килпатрик, тоже пришли послушать. У обоих были неестественно красные лица, не иначе как от виски. Журналисты старались найти место поближе к Лодердейлу, полицейские встали позади. Килпатрик увидел Ребуса и протиснулся к нему.
— Так что — возможно, идентификация состоялась? — шепотом спросил он.
— Возможно.
— Так наркотики или ИРА?
На его лице застыла ироническая улыбка. Не то чтобы он ждал ответа, просто выпил виски, потянуло на разговоры. Но у Ребуса был ответ.
— Если это не ИРА, — сказал он, — то другая шайка-лейка.
АОО, ОДС, БСО, СО… [14]перечислять не имело смысла. «О» в каждом из сокращений обозначало Ольстер. Все это запрещенные протестантские организации. Килпатрик чуть качнулся назад. На его лице было написано множество вопросов, которые рвались наружу через налитые кровью сосуды, окрасившие багрянцем нос и щеки. Лицо выпивохи. Ребус повидал их немало — достаточно иногда вечером на себя посмотреть в зеркало.
Но Килпатрик не потерял контроль над собой. Он понимал, что в таком состоянии ему не стоит задавать новые вопросы, а потому протолкался назад к Фермеру и что-то шепнул ему на ухо. Фермер Уотсон посмотрел на Ребуса и кивнул Килпатрику, и потом они переключили внимание на пресс-конференцию.
Всех собравшихся журналистов Ребус знал. Это были матерые ребята, они не питали иллюзий относительно старшего инспектора Лодердейла. На пресс-конференцию к нему ты прибегал, словно гончая по следу, а по окончании выходил сонным щенком, едва волоча ноги. Поэтому они по большей части помалкивали и позволяли ему нести обычную его невнятицу.
Все, кроме Мейри Хендерсон. Она сидела в первом ряду и задавала вопросы, которые другие не давали себе труда задать по одной-единственной причине: они заранее знали ответ, который услышат от старшего инспектора.
— Без комментариев, — раз эдак в двадцатый ответил он Мейри.
Она сдалась и рухнула на стул. Кто-то еще задал вопрос, и она, пользуясь случаем, оглядела присутствующих. Ребус качнул головой в знак приветствия. Мейри недовольно посмотрела на него и показала ему язык. Еще несколько журналистов повернулись в его сторону. Их вопросительные взгляды Ребус встретил спокойной улыбкой.
Когда пресс-конференция закончилась, Мейри догнала его в коридоре. При ней был блокнот, ее обычная синяя капиллярная авторучка и портативный диктофон.
— Спасибо за помощь в тот вечер, — сказала она.
— Спасибо за помощь в тот вечер, — сказала она.
— Без комментариев.
Она знала, что сердиться на Джона Ребуса бесполезно, а потому просто шумно выдохнула.
— Я пришла туда первая, и лакомый кусочек должен был достаться мне.
— Идемте со мной в паб, и вы получите сколько угодно лакомых кусочков.
— Эта не лучшая ваша шутка, честно вам скажу.
Она отвернулась и пошла прочь. Ребус проводил ее взглядом. Он никогда не упускал возможности посмотреть на ее ноги.
6
Эдинбургский городской морг располагался на Каугейт-стрит у переулка Хай-Скул, напротив Муниципального центра святой Анны и Блэкфрайрз-стрит. Это невысокое здание красного кирпича с декоративной штукатуркой, специально построенное так, чтобы не привлекать к себе внимания, оно и стоит поэтому чуть в глубине. Отсюда к Хай-стрит ведут круто взбирающиеся вверх улицы. Узкая и глубокая, как каньон, Каугейт давно уже стала проездом для машин — пешеходов здесь почти не видно, редкие прохожие едва умещаются на тротуарах, мимо которых сплошным потоком мчатся машины. Местечко не для слабонервных. Вечером здесь можно было полюбоваться на низы общества, пока все не разбредались по своим койкам в общагах.
Но сейчас в районе велась перестройка. Сначала расчистили Грассмаркет, а теперь отцы города нацелились и на Каугейт.
Несколько минут Ребус прождал перед входом в морг, наконец из дверей высунулась женская голова.
— Инспектор Ребус?
— Точно.
— Он просил меня передать вам, что уже ушел в «Баннерманс».
— Спасибо.
Ребус направился к пабу.
«Баннерманс» когда-то был подвальным складом и с тех пор не сильно изменился. Его сводчатые помещения до жути напоминали лавки в тупичке Мэри Кинг. Такие же точно подвальные склады образовывали соединительные ходы под Старым городом, которые тянулись от Лоунмаркета до Кэнонгейта и дальше. В баре пока было пустовато. Курт сидел у окна, и его стакан с пивом стоял на бочке, служившей столом. Каким-то образом ему удалось найти один из немногих удобных стульев. Он напоминал седалище мелкого дворянина с подлокотниками и высокой спинкой. Ребус купил себе двойной виски, подтащил табуретку к Курту и сел.
— Ваше здоровье, Джон.
— И ваше.
— Так что я могу для вас сделать?
Ребус мог поклясться, что даже в пабе руки доктора Курта пахнут мылом и медицинским спиртом. Он пригубил виски. Доктор Курт укоризненно свел брови:
— Похоже, мне предстоит обследовать вашу печень раньше, чем надеялся.
Ребус кивнул на нераскрытую пачку сигарет Курта, лежащую на столе-бочке:
— Если будете и дальше смолить эти сигареты, то вряд ли.
Доктор Курт улыбнулся. Курить он начал недавно, решив проверить, насколько он неубиваем. Он не назвал бы это жаждой смерти, скорее, испытанием на живучесть.
— И давно вы приударяете за мисс Рэттрей?
Курт рассмеялся:
— Боже мой, вы за этим позвали меня сюда? Хотите расспросить про Каролину?
— Да это я для завязки разговора. Но она недурна, верно?
— Она просто чудо.
Курт закурил сигарету, затянулся, кивнул сам себе.
— Просто чудо, — повторил он сквозь облачко дыма.
— Наверное, скоро мы будем знать имя трупа из тупичка Мэри Кинг. Сейчас проверяют отпечатки пальцев.
— Так вы поэтому хотели меня видеть? Не для того, чтобы поговорить о Каролине?
— Я хотел поговорить о пистолетах.
— Я не специалист по оружию.
— И прекрасно. Мне не нужен специалист. Мне нужен человек, с которым я могу поговорить. Вы видели результаты баллистической экспертизы?
Курт отрицательно покачал головой.