– Те люди все эти годы подбирались к ней. Не слишком ли поздно вы взялись?
– В дело вовлечены деньги. Не очень большие, правда. Она им нужна из‑за денег. Деньги освежают память. Вот они о ней и вспомнили.
– Вино тоже освежает, – сказала женщина. – Довольно жарко сегодня, не правда ли? Так вы, значит, полицейский? – глаза ее стали хитрыми, лицо внимательным. Нога в мужском тапке больше не покачивалась.
Я достал из кармана пинту виски, которую мы начали с клерком в гостинице. Я поставил ее на колено, придерживая ладонью. В глазах женщины отразилось недоверие. Затем подозрение, как игривый котенок, вскарабкалось на ее лицо.
– Вы не фараон, – убежденно произнесла она. – Они такую выпивку не покупают. Что за отсебятина, мистер?
Она снова высморкалась в серую тряпку, оказавшуюся несвежим носовым платком. Таких грязных платков мне еще не приходилось видеть. Ее взгляд остановился на бутылке. Подозрение боролось с желанием, желание победило. Так всегда бывает.
– Певичка Велма. Вы ее не знаете? Вероятно, нет. Не думаю, чтоб успели так далеко зайти, Ее глаза цвета морских водорослей смотрели на бутылку. Обложенный язык облизал губы.
– Парень, это – выпивка, – вздохнула она, – Мне, черт возьми, наплевать, кто ты. Только держи‑ка ее поосторожней. Сейчас нельзя ее уронить.
Она встала и вразвалку вышла из комнаты. Вернулась с двумя толстыми грязными стаканами.
– Ничего больше нет. Это все, что ты принес? – спросила она.
Я налил ей приличную порцию. Мне бы этого хватило, чтобы пробиться через стену. Она взяла стакан и просто вылила виски в рот, заглотнув, как таблетку аспирина. Жадно посмотрела на бутылку. Я налил снова, себе поменьше. Она взяла стакан и плюхнулась в качалку. Глаза ее почему‑то покоричневели.
– Парень, эта выпивка тихо умирает вместе со мной, – сказала она. – Так о чем мы говорили?
– О рыжей девушке Велме, которая работала в вашем заведении на Сентрал Авеню.
– Да‑а, – она выпила второй стакан. Я подошел и поставил бутылку возле нее, она вновь потянулась к выпивке. – Да‑а. Так кто ты?
Я вытащил визитку и подал ей. Она прочла, картинно уронила визитку на стол возле себя и поставила на нее пустой стакан.
– О, частный детектив, ты говорил об этом, мистер, она шутливо погрозила мне пальцем. – Но твоя выпивка говорит, что ты классный парень. Она налила себе третий стакан и тут же выпила. Я сидел, мял сигарету в пальцах и ждал. Она или знала что‑то, или ничего не знала. Если она что‑то знала, то, опять же, либо расскажет, либо нет. Все просто. И я ждал.
– Симпатичная маленькая рыжеволосая, – медленно начала она. – Да, я помню ее. Пение и танцы. Стройные ножки. Щедра она была на эти ножки... Она куда‑то ушла. Откуда же мне знать, куда деваются эти проститутки?
– Ну, я, честно говоря, и не полагал, что вы знаете, – сказал я. – Но, согласитесь, не такое уж плохое решение – прийти и спросить у вас, мисс Флориан. Набивайте еще, если виски кончится, я могу сбегать, – Вы не пьете, – неожиданно сказала она.
– А в чем дело?
– О'кей, – усмехнулась она. – Все фараоны одинаковы. О'кей, красавчик, парень, который поит меня, – мой приятель, Она потянулась к бутылке, что означало – она не прочь опрокинуть четвертую порцию.
– Мне не следовало бы с вами откровенничать. Но если мне нравится парень, то мой предел – потолок, – она жеманно улыбнулась. О! Она была соблазнительна, как корыто.
– Держитесь крепче, и не вздумайте наступить на змею, – сказала она, растянув губы в кислой улыбке.
– У меня идея!
Она встала с кресла‑качалки, чихнула, почти потеряв свой халат, запахнула его на животе и холодно уставилась на меня.
– Не подглядывай, – сказала она и вышла из комнаты, стукнувшись плечом о косяк.
Я слышал ее неуклюжие шаги где‑то в глубине дома. И с улицы слышались звуки: во дворе приглушенно скрипела проволока с бельем, сухие стебли уныло стучали в стену, позванивая колокольчиком, мимо дома прошел разносчик мороженого. Большой красивый приемник в углу низким воркующим голосом нашептывал о танцах и любви.
Вдруг из другой половины дома донесся грохот. Казалось, что упал стул или слишком выдвинутый ящик стола. Затем раздались глухие удары и бормотание. Я отчетливо услышал щелчок замка и скрип открываемого ящика. И вновь треск, грохот. Я встал с дивана, бесшумно проскользнул в короткий коридор и выглянул из‑за косяка открываемой двери.
Джесси Флориан стояла, качаясь, у комода; открывая ящик с бельем, она вытаскивала из него все подряд, при этом зло отбрасывала волосы со лба. Она была основательно пьяна. Скорее по этой причине она опустилась на толстые колени, засунула обе руки в ящик и стала что‑то нащупывать, Но вот она поднялась с колен, держа в руках толстый пакет, перевязанный выцветшей розовой лентой, Непослушными дрожащими пальцами с трудом развязала ленту, вытянула из пакета конверт и снова нагнулась, чтобы спрятать его – с глаз долой – в правый ящик.
Я быстренько возвратился на диван. Издавая хриплые звуки и пьяно раскачиваясь, миссис Флориан вошла в комнату и остановилась в шаге от меня с пакетом в руках. Торжествующе улыбнулась, как оскалилась, и подбросила его. Он упал возле моих ног. Миссис вразвалку отошла к качалке, уселась поудобнее и молча взялась за виски.
Я поднял пакет с пола, развязал линялую, некогда розовую ленту.
– Посмотрите их, – услышал я бормотание несчастной женщины. – Фотографии. Кадры из газет. Никто из этих шлюх не попадал в газеты, только в случае привода в полицию. Это все люди из забегаловки мужа. Их фотографии да свои старые шмотки оставил мне этот ублюдок.
Я просмотрел пачку фотографий, на которых были изображены мужчины в профессиональных позах. Мужчины с острыми хитрыми лицами и в ипподромных одеждах. На некоторых лицах эксцентричный клоунский грим. Плясуны и комики из окружения бензоколонок. Таков уровень. Не многие из них когда‑нибудь добрались бы до жизни западнее Мэйн Стрит. Их можно встретить в дешевых фарсах и водевилях, живущими в грязи на грани преступления. Изредка, когда грязи собиралось больше, чем дозволялось законом, устраивались полицейские облавы и шумные суды. А они, ухмыляясь, возвращались снова, садистски непристойные и вонючие, как застарелый пот. У женщин были хорошие ноги. И женщины выставляли напоказ их и все, что могли. Но лица их были так же потерты, как старая кошка в книжном магазине. Блондинки, брюнетки. Огромные томные коровьи глаза. Маленькие острые глазки с дерзкой жадностью в них. Одно‑два лица были откровенно противны. У двух женщин могли быть рыжие волосы. По фотографиям невозможно определить. Я просмотрел их без особого интереса и перевязал лентой.
– Я никого из них не узнаю, – сказал я. – Зачем мне смотреть на них?
Женщина с вожделением поглядела на бутылку, трясущуюся в ее руке.
– Не ищешь ли ты Велму?
– А она есть среди них? Хитрость играла на ее лице.
– А у вас нет ее фото? От ее людей?
– Нет.
Это ее разочаровало: у каждой девочки где‑нибудь есть фото и мне бы уже следовало раздобыть фото Велмы приблизительно такой упрек я почувствовал в ее фразе.
– Ты мне перестаешь нравиться, – спокойно, насколько позволяло ее состояние, сказала миссис Флориан.
Я встал со стаканом, подошел к ней и поставил стакан на край стола.
– Налейте мне глоточек, прежде чем прикончите бутылку.