Она первым делом положила ладони ему на грудь и ощутила теплую твердость мышц. Он был расслаблен, и она тоже расслабилась.
– Ты меня удивила, – возник в темноте его голос. – Не думал, что до этого дойдет.
– Наверное, ты врешь, – прошептала она. – Но спасибо за попытку меня обмануть.
Прильнув к нему, она стала целовать его в живот, провела руками вниз по неровному боку и нащупала длинную линию морщинистой, узловатой плоти.
– Ой, – сказала она. – Что это?
– Шрам, – тихо ответил он в темноте. – Старый шрам.
– От чего?
– От одной очень горячей штуки.
Но она его уже почти не слышала. Она обвила руками твердый изгиб его ягодиц, ощутив мышцу. Теперь глаза у нее были закрыты. Голова слегка кружилась. Когда‑нибудь, в старости, мне понадобятся воспоминания, подумала она. Мне приятно об этом думать. Она снова шевельнула руками.
– Хорошо, – произнес он.
Потом, когда он ее все‑таки не убил, она резко перевернулась на влажных простынях. Экстатически дернулась, словно пробуждаясь от крепкого сна. Я забыла, подумала она, совсем забыла, как это бывает.
– Ты голодный? – пробормотала она. – Мы так и не поужинали.
– Ерунда.
Они лениво, не торопясь, встали. В полумраке она разглядела шрам у него на животе. Лоскутки пересаженной кожи, возможно – не меньше двух операций. Каково это, когда тебе так выжигают живот? Не спрашивай, предупредила она себя, он не хочет об этом говорить.
Она натянула халат, пока он влезал в штаны. На кухне он уселся на стул, пока она делала макароны и салат на скорую руку. Рэй зашнуровал ботинки, сунул мобильник в карман, снова надел бейсболку. Она зажгла свечу и открыла бутылку вина. Сейчас скажу тост – за радости сексуального акта, подумала она. Она достала два бокала, разлила вино, накрыла на стол, и ей было так хорошо, как не бывало уже… господи, да уже годы. Может, сегодня же вечером мы сделаем это еще раз, надеялась она. Я постараюсь удержать его здесь до самой последней минуты. Она взглянула на часы, зная, что вот‑вот должна позвонить ее мать: это было бы сейчас совершенно некстати. Тут она вспомнила об отце Рэя.
– Тебе не надо позвонить отцу? – спросила она.
– Сейчас он, скорее всего, слушает, как играют «Янки». Но мне надо будет проверить, как он там.
По телефону? Или ему нужно будет сходить к отцу? Она уже готова была уточнить, когда заметила, что по ее подъездной аллее движутся чьи‑то фары.
– Странно.
– Что такое? – спросил Рэй.
Держа дымящийся горшочек с макаронами, она выглянула из кухонной двери.
– На аллее лимузин. Из него выходит мужчина. И еще мужчины.
Она шагнула назад.
– Ты никого не ждешь?
– Нет. – Она еще раз глянула. – Осматривают твой пикап.
– Я забыл его запереть.
– Они не собираются открывать… по‑моему, они идут сюда.
Кто‑то массивный показался за дверным стеклом, постучал. Рэй встал. Незнакомец заколотил в стекло.
– Эй! – тревожно окликнула она. – Кто там?
Стекло над дверной ручкой разбилось вдребезги. Она закричала и отпрыгнула за кухонный стол.
Рука в перчатке проникла в отверстие и отперла замок. Затем исчезла. Внутрь шагнул крупный китаец в темном костюме. Он отошел в сторону, и вошли еще трое китайцев.
– Рэй, – сказал первый мужчина, указывая на него. – Идешь с нами.
Рэй встал между нею и вошедшими, защищая ее.
– Вы кто, ребята?
Они не ответили. Первый поддернул рукав пальто, показывая пистолет.
Первый поддернул рукав пальто, показывая пистолет. Двое других скользнули Рэю за спину.
– Мисс леди, – произнес первый китаец, – не вызывайте полицию. А то мы вернемся и… – он посмотрел на горшочек макарон у нее в руке, – и съедим всю вашу плохую лапшу.
Двое положили руки Рэю на плечи. Она ощутила, как по его телу пробежала дрожь – желание физически отреагировать, дать отпор, – но он это желание тут же подавил. Он посмотрел на нее.
– Ничего, – сказал он. – Не звони в полицию. Я серьезно.
Но она знала, что это не «ничего». Она стояла в дверях кухни, пока они волокли Рэя вниз по лестнице и потом запихивали в лимузин.
Неужели все это было на самом деле?
Она хотела закричать, ей нужно было закричать. Они его увозили! Дверцы захлопнулись, длинный автомобиль задним ходом плавно выехал с аллеи – и вот он уже исчез.
Что делать? Должна ли она что‑нибудь предпринять? Она глянула на пол, где валялись осколки. Руки у нее тряслись. Эти люди могли ей что‑нибудь сделать. Как они собираются поступить с Рэем? Он не знал этих людей, но… Она видела, что он смирился с их появлением, как будто сразу сообразил, кто они такие. Она взяла телефонную трубку. Рэй сказал – не звони, и я не буду, подумала она. Нет, все‑таки буду. Она стала набирать номер полиции. Но потом остановилась. Вдруг Рэю будет только хуже? Из‑за нее? Она не могла этого допустить.
Поэтому, вместо того чтобы звонить в полицию, она сунула телефон в карман халата и вышла из кухни. Красный пикап Рэя стоял на том же месте на подъездной аллее, параллельно ее собственной машине, и она подергала за ручку пассажирской дверцы. Та открылась. Она поднялась на высокую подножку и забралась внутрь, отлично при этом понимая, что в освещенном салоне видна всем, кто будет проезжать мимо или выглянет в окно. Она предполагала найти в машине обертки от фастфуда, стаканчики из‑под кофе – весь этот мусор, который болтается у мужиков в пикапах и грузовиках. Однако вместо этого она обнаружила планшет, на котором были записаны имя и адрес отца Рэя; в нем хранились записи по дому, которые вел Рэй. Она изучила его плотный, аккуратный почерк. Под планшетом лежали три книги: одна – о воздействии Китая на мировую экономику, другая – философский трактат о смерти и сознании, а третья – толстый том по истории Афганистана, лондонское издание 1936 года. Я понятия не имею, что он за человек, подумала она. Она открыла бардачок. Записи о ремонте двигателя, тщательно соединенные скрепками. Под ними – десятидюймовая финка с потертой рукояткой, обмотанной клейкой лентой. Она на дюйм‑другой вытянула оружие из ножен. Блеснуло лезвие. Испугавшись, она засунула финку обратно в ножны.
Не сходя с места, заглянула под сиденье. Под водительским лежал обычный аварийный набор – маячки, фонарь, тросы. Из‑под пассажирского сиденья она вытянула девичью полотняную теннисную туфлю желтого цвета – казалось, так и излучавшую игривость и сексуальность. Она положила ее рядом с собственной ногой. Слишком мала для нее. Изящная, нежная ножка. Тоненькая ступня на сексуально‑тоненькой лодыжке. Туфля неношеная, совсем новая. Она почувствовала укол ревности, легкое раздражение. У Рэя явно был секс с той, которая потеряла эту штуку. Такие вещи сразу чувствуешь. Вот что он имел в виду, когда сказал про «признание». Может, она когда‑то выставила его за порог. Но почему? Кто бросит такого мужика, как Рэй? – спрашивала она себя. Она вдруг вспомнила, как громко хватала воздух в постели, как ее руки стискивали простыни.
Ей безумно хотелось что‑нибудь разузнать, что‑нибудь сделать, и она погрузила руку под сиденье как можно дальше. Она нашарила контейнер. Открыла крышку. Внутри… что это – мертвое животное? Нет, волосы: густые, темные, курчавые. Какая мерзость! И еще там таилась записка.