На левом ухе у нее было пятно, такое же черное, как нос. Она облизнулась и завалилась на спину.
Джек и Триша Дойл оторвались от шахматной партии и уставились на меня.
– Я просто почту доставляю, – сказал я. – Я просто почтальон.
Они продолжали смотреть на меня. Молча.
Я передал Аманде почту и застыл, ожидая чаевых.
Она просмотрела конверты, по одному отбрасывая в сторону. Они приземлялись в кустах, тут же намокая и желтея. Аманда взглянула на меня, и руки ее были пусты.
– Ты не принес нам ничего нужного.
Наутро я еле‑еле смог оторвать голову от подушки. Когда мне это наконец удалось, в районе левого виска что‑то хрустнуло. Скулы ныли, весь череп пульсировал. Пока я спал, кто‑то щедро присыпал мой мозг смесью красного перца и толченого стекла.
Мало того, каждая моя конечность, каждый сустав протестовали, когда я встал, а потом снова сел на кровати, тяжко вдохнув. Стоять под душем было мукой – струи воды больно били по всему телу. Кожу саднило от мыла. Когда я мыл голову и случайно надавил на левую сторону черепа, то от внезапной адской боли чуть не рухнул на колени.
Выбравшись из душа, я посмотрелся в зеркало. Верхняя левая часть лица, включая полглаза, напоминала фиолетового цвета мрамор. Единственным исключением были черные швы. В волосах проглядывала седина; со времени последней проверки она добралась и до груди. Я осторожно причесался, затем повернулся и потянулся за бритвой. Колено взвыло от боли. Я ж и не двигался почти, только слегка перенес вес на другую ногу, но ощущение было такое, будто я со всей дури вмазал себе по колену молотком.
Старость, мать ее. Ни фига не радость.
Когда я зашел на кухню, мои жена и дочка синхронно взвизгнули, уставившись на меня широко раскрытыми глазами. Настолько синхронно, что я сразу понял – они заранее это спланировали. Я показал им большой палец и налил себе кофе. Они обменялись рукопожатиями, затем Энджи снова развернула газету и сказала:
– Что‑то эта сумка для ноута удивительно похожа на ту, что я подарила тебе на Рождество.
Я набросил ее на спинку стула, сел за стол.
– Это она и есть.
– И содержимое? – Она перелистнула страницу «Бостон геральд».
– Полностью возвращено законным владельцам, – сказал я.
Она подняла брови, благодарно кивнула. Благодарно и – может, самую малость – с завистью. Взглянула на нашу дочь, погруженную в изучение узора на клеенке.
– А как насчет, э‑э‑э, потерь среди мирного населения?
– Ну, одному джентльмену в ближайшее время придется воздержаться от бега в мешках. Или, – я отхлебнул кофе, – от ходьбы вообще.
– И он оказался в такой ситуации потому, что?..
– Бубба решил ускорить процесс.
Услышав это имя, Габриэлла подняла голову.
Улыбка у нее была точно такая же, как у ее матери, – широкая, и теплая, и согревающая тебя целиком, без остатка.
– Дядя Бубба? – спросила она. – Ты встречался с дядей Буббой?
– Ага. Он велел передать привет тебе и Мистеру Лубблу.
– Ой, пойду ему расскажу! – Она спрыгнула со стула, выскочила из комнаты, и мы услышали, как она роется в своих игрушках, разбросанных по спальне.
Мистер Луббл – это плюшевое животное размером больше Габби. Подарок от Буббы на второй ее день рождения. По нашим прикидкам, Мистер Луббл был кем‑то вроде помеси шимпанзе с орангутангом, хотя вполне возможно, он представлял совершенно иную, неизвестную нам ветвь эволюции. По какой‑то причине одет он был в ядовито‑зеленый фрак с желтым галстуком и обут в такого же цвета кроссовки. Габби нарекла его Мистером Лубблом, хотя почему, мы так и не смогли понять.
Габби нарекла его Мистером Лубблом, хотя почему, мы так и не смогли понять. Единственное предположение – она пыталась сказать «Бубба», но в два года у нее получалось только «Луббл».
– Мистер Луббл, – позвала она. – Где ты спрятался?
Энджи опустила газету, накрыла мою руку своей. Ее немного шокировало, как я выглядел сегодня, поскольку вчера, вернувшись из больницы, я смотрелся получше.
– Стоит нам беспокоиться насчет ответных мер?
Разумный вопрос. Каждый раз, совершая насильственный акт, следует предполагать, что на него последует не менее насильственный ответ. Навредишь кому‑нибудь, и, скорее всего, они попытаются навредить тебе.
– Вряд ли, – сказал я и подумал, что все действительно так и есть. – Приди я один, они бы захотели отомстить, но с Буббой связываться не станут. К тому же я не взял у них ничего, кроме того, что принадлежит мне же.
– Ну, по их мнению, тебе оно уже не принадлежало.
– Это да.
Мы посмотрели друг на друга.
– Есть у меня небольшая такая, симпатичная «беретта», – сказала она. – Четко в карман влезает.
– Давненько ты из нее не стреляла.
Она покачала головой:
– Я иногда на пару часов ухожу, потому что «маме надо отдохнуть», так?
– Ну да.
– Вот я и отправляюсь прямиком во Фрипорт, на стрельбище.
Я улыбнулся:
– Правда, что ли?
– Еще как. – Она улыбнулась в ответ. – Некоторые девушки расслабляются, занимаясь йогой, а я предпочитаю опустошить обойму‑другую.
– Ну, в нашей семье ты всегда стреляла лучше.
– Лучше? – Она снова раскрыла газету.
По правде сказать, стоя на пляже, я бы и в песок попасть не смог.
– Ладно, ладно. Только ты и умеешь стрелять в нашей семье, признаю.
Габби вернулась, таща за зеленый рукав Мистера Луббла. Посадила его на стул рядом с собой, вскарабкалась на свой.
– А дядя Бубба поцеловал Мистера Луббла на ночь? – спросила она.
– Ага. – Врать ребенку мне не нравится, но я и так уже создал несколько прецедентов с Санта‑Клаусом, Пасхальным кроликом и Зубной феей.
– А меня?
– И тебя тоже.
– Я помню! – Судя по всему, врать мы начинаем рано, хотя родители называют это «творческими задатками» ребенка. – И он рассказал мне сказку.
– О чем?
– О деревьях.
– Ну разумеется.
– И еще он сказал, что Мистеру Лубблу нужно чаще есть мороженое.
– А шоколад? – спросила Энджи.
– Шоколад? – Габби взвесила все за и против. – Наверное, тоже.
– Наверное,а? – Я усмехнулся, взглянул на Энджи. – Вот это у нее от тебя, кстати.
Энджи опустила газету Лицо ее было бледным, губы чуть дрожали.
– Мам? – Даже Габби заметила. – Что‑то случилось?
Энджи слабо улыбнулась ей, передала мне газету:
– Нет, милая, просто я устала.
– Это потому, что ты слишком много читаешь, – сказала наша дочь.
– Читать полезно, – сказал я. Посмотрел на газету, затем непонимающе взглянул на Энджи.
– Справа, внизу, – сказала она.
Криминальная хроника. Кровища и трупы, смерть и насилие – на последней странице городских новостей. Заголовок гласил «Угон, закончившийся убийством». Я начал читать, затем отложил газету. Энджи протянула руку, провела теплой ладонью по моему локтю.