– Вот эта женщина, которую ты убил… Она на двух работах вкалывала. Одна в Льюистоне, вторая – в Оберне. И в Льюистоне ее смена заканчивалась за полчаса до начала смены в Оберне. Теперь просекаешь?
Бигс кивнул – слезы текли ручьем, плечи тряслись.
– Пери Пайпер, – сказал я. – Ее звали Пери Пайпер.
Он по‑прежнему смотрел в пол.
Я обернулся к Тренеру Мэйфилду:
– Все, я закончил.
Я ждал у дверей, пока Тренер вполголоса разговаривал о чем‑то со своим клиентом. Затем он взял со скамейки кейс и направился ко мне.
Когда охрана открывала дверь, Бигс прокричал:
– Это же просто
– В Бостоне тоже, – сказал я.
– Да везде так, думаю.
Какое‑то время мы ехали молча. Пока мы были в тюрьме, голубое небо посерело, а температура упала градусов на пять, если не больше. Воздух отдавал мокрой фольгой. Сомневаться не приходилось – близилась снежная буря.
– А ведь у Бигса был шанс поступить в Колби‑колледж. Они ему сказали, что, если он год проучится в местном колледже, хоть бы и на одни трояки, то в следующем году они придержат для него место в своей бейсбольной сборной. Так он за учебники засел. – Он взглянул на меня, подняв брови. – Ей‑богу, вкалывал как проклятый – днем учился, вечером работал.
– И?..
– Компания, на которую он работал, всех на хрен поувольняла. А через месяц снова объявила набор. Вот, кстати, и она – вон тот консервный завод.
Мы переезжали через маленький мостик, и он указал на бежевого цвета кирпичное здание, стоявшее на берегу реки Андроскоггин.
– Вот только приглашали они исключительно неквалифицированную рабочую силу; всех остальных просто послали в задницу. А вновь нанятым предложили те же самые места, но – за половинную зарплату. И никаких льгот, никакой страховки, ни хрена. Зато сверхурочных – сколько хочешь, только не надейся, что за них тебе будут платить больше, у них там не социализм. Так Бигс взялся за эту работу. Ему ведь не только за квартиру надо было платить, но еще за учебу – вот он вкалывал там по семьдесят часов в неделю. И каждый день – в колледж. Как думаешь, что помогало ему держаться на ногах?
– Метамфетамин.
Он кивнул и свернул на парковку перед зданием своей фирмы.
– И вот из‑за этой подлянки, которую подкинул людям консервный завод… Да и не он один. По всему городу то же самое, да и по всему штату. Зато метамфетаминовый бизнес процветает.
Мы выбрались из машины и стояли на холодной парковке. Я поблагодарил его, но он только пожал плечами – он гораздо привычнее воспринимал критику, чем похвалы.
– То, что Бигс сотворил, – говно позорное, факт. Но до того как он заторчал, он говном не был.
Я кивнул.
– Я его не оправдываю, – сказал он. – Но то, что случилось, не на пустом месте произошло.
Я пожал ему руку:
– Хорошо, что вы за ним приглядываете.
Он и на этот комплимент пожал плечами:
– И все из‑за какой‑то сраной тачки.
– Да уж, из‑за тачки, – сказал я, направился к своей машине, сел и уехал.
У забегаловки на самой границе штата Массачусетс я остановился перекусить, купил сэндвич, вернулся в машину и раскрыл ноутбук. Щелкнул по клавиатуре, чтобы вывести его из спящего режима. Череп мой приятно покалывало. Зашел на страницу IntelSearchABS, ввел свои имя и пароль, перешел на страницу «Поиск личных данных». Там меня ждал маленький зеленый прямоугольник, спросивший «Имя или прозвище». Я выбрал «Имя». Энджи бы меня убила – я ведь пообещал, что завязал со всеми этими полушпионскими штучками. Я вернул себе ноутбук. Я вернул себе сумку для ноутбука и фотографию Габби. Узнал, что хотел, об убийстве Пери Пайпер. Все, больше мне ничего искать не надо. Я имел полное право забыть об этом и жить дальше.
Я вспомнил, как мы с Пери выпивали в «Чили» в Льюистоне и в «Ти‑Джи‑Ай Фрайди» в Оберне. Меньше года назад. Делились историями из детства, спорили о спорте, подкалывали друг друга из‑за разных политических воззрений, цитировали любимые фильмы. Ее расследование ДЛИ и смерть от руки тупого наркомана – ничем не связаны. Вообще ничем. И все‑таки связь между этими событиями существует.
«Ты не о том думаешь, – сказал мне внутренний голос. – Просто ты разозлен, а когда ты злишься, то ищешь, на ком бы отыграться».
Я откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза. Представил лицо Беатрис Маккриди – измученное, раньше времени состарившееся и, вполне возможно, сумасшедшее.
Другой голос в моей голове сказал: «Не делай этого, не надо».
Голос был неприятно похож на голос моей дочери.
«Не суйся».
Я открыл глаза. Голоса были правы.
Я вспомнил Аманду из своего сна, как она кидала в сторону конверты, один за другим.
Все связано.
«Нет, не связано».
Что я сказал ей в своем сне?
«Я просто почтальон».
Я наклонился вперед, чтобы выключить компьютер. Но вместо этого ввел в строку поиска:
«Кеннет Хендрикс».
Нажал Enter и снова откинулся назад.
У Кеннета Джеймса Хендрикса было несколько псевдонимов. В разные времена его звали Кей‑Джей, Кей‑Бой, Ричард Джеймс Старк, Эдвард Тошен, Кенни Б. Родился он в 1969 году в Уорренсберге, штат Миссури. Отцом его был авиамеханик, прикрепленный к 340‑му бомбардировочному крылу на авиабазе Уайтмэн. Часто переезжал – Билокси, Тампа, Монтгомери, Грейт‑Фоллс. Первый привод, еще в подростковом возрасте, – в Кинг‑Салмон, на Аляске. Второй – в Ломпоке, Калифорния. В восемнадцать лет его арестовали уже как взрослого, в Ломпоке, по обвинению в «оскорблении действием». Жертвой был его отец, решивший, впрочем, не предъявлять к сыну претензий. Следующий арест – через два дня. То же обвинение, та же жертва. В этот раз отец потребовал правосудия – вероятно потому, что сын попытался отрезать ему ухо. Кенни уже наполовину его отчекрыжил, когда на крики прибежал сосед. Хендрикс отмотал восемнадцать месяцев в тюрьме, был условно‑досрочно освобожден, три года находился под присмотром полиции. Отец скончался, пока он сидел. Следующий арест – в Сакраменто, за то, что ошивался в районе, где работали проститутки – мужского пола.