Рискну предположить. Так, Дре? Это и есть конфиденциальная часть твоей работы? Готов спорить, ты специализируешься на матерях, не состоящих в браке? Тепло?
Он смущенно ухмыльнулся:
– Обжечься можно.
– Вы думаете, что у вас все схвачено.
– А чем я отличаюсь от любого законного агентства по усыновлению? Я нахожу родителей для детей, от которых отказываются собственные матери.
– Безо всякого дальнейшего контроля, – уточнила Энджи. – Или ты хочешь сказать, что можешь поднять всю документацию на детей, которыми торгует русская мафия? Неужели ты серьезно?
– Конечно, не всегда, но…
– Аманда, – сказала Энджи. – Почему из всех младенцев, которых ты могла украсть, ты украла именно того, который позарез нужен двум самым отмороженным преступникам в городе?
– Сама понимаешь почему. – Клер спала у нее на руках. Она поставила бутылочку на журнальный столик и встала. – Я могу только предполагать, где в конечном итоге оказываются дети, которых пристраивает Дре. И, – она пристально взглянула на Дре, – я вовсе не считаю, что у них все хорошо. – Она положила Клер в плетеную колыбельку, стоявшую возле камина. – В данном случае я точно знала,что ничего хорошего ее не ждет. Софи – наркоманка. Она соскочила на время беременности. В основном потому, что я заставила ее переехать ко мне и глаз с нее не спускала. Но она родила Клер и опять заторчала.
– У нее были на то причины, – сказал Дре.
– Заткнись, Дре. – Аманда снова повернулась ко мне. – Софи в любом случае не собиралась растить Клер. Этим должны были заниматься Кирилл и его сумасшедшая жена. – Она подошла ко мне и села на краешек журнального столика так, что наши колени почти касались друг друга. – Им нужен этот ребенок. Легче всего было бы просто отдать ее. Я даже думать не хочу, что произойдет, если окажусь наедине с Ефимом и Павлом. У Ефима в кузове грузовика всегда лежит ацетиленовая горелка. Знаешь, какие на стройках используют? С маской? И прочими прибамбасами? – Она кивнула. – Вот кто такой Ефим. А он из них из всех самый уравновешенный. Хочешь спросить, боюсь я или нет? Да я просто в ужасе. Ты скажешь, что, забирая Клер, я подписала себе смертный приговор? Возможно. Но у вас есть дочь. Вы бы хотели, чтобы она росла с Кириллом и Виолетой Борзаковыми?
– Конечно нет, – сказала Энджи.
– И что мне оставалось делать?
– Надо было найти другие варианты. Кроме того, чтобы оставлять ребенка у Борзаковых или устраивать его похищение.
– Нет, – сказала она, – других вариантов не было.
– Почему?
– Побывал бы у них, не спрашивал бы.
– Где – у них?
Она покачала головой, отошла к колыбели и встала рядом, скрестив руки на груди.
– Энджи, можешь взглянуть?
– Конечно.
Энджи поднялась с дивана и приблизилась к колыбели.
– Видишь, у нее на ножке какие‑то красные точки? Это ее кто‑то накусал?
Энджи наклонилась над колыбелью и вгляделась в малышку.
– Не думаю. По‑моему, просто диатез. А почему ты не спросишь у Дре? Он же все‑таки врач.
– Не слишком хороший, – сказала Аманда.
Дре прикрыл глаза и склонил голову набок.
– Диатез?
– Ну да, – сказала Энджи. – У маленьких часто высыпает.
– Что мне делать?
– Ни на что серьезное это не похоже, но я тебя прекрасно понимаю. Когда вы собираетесь в следующий раз показать ее детскому врачу?
На секунду на лице Аманды мелькнуло выражение растерянности.
– На ежемесячный осмотр нам завтра. Как ты думаешь, с этим можно подождать?
Энджи мягко улыбнулась ей и сказала, легонько коснувшись ее плеча:
– Безусловно.
С крыльца донесся резкий звук. Мы подскочили. Оказалось, это почтальон просовывал в дверную щель почту: две рекламные листовки и несколько конвертов.
Мы с Амандой одновременно бросились к двери, но я находился ближе. Я поднял с пола три конверта, все три – адресованные Морин Стенли. Здесь был счет из электрической компании, письмо из «Америкэн экспресс» и еще одно – из управления социального страхования.
– Мисс Стенли, я полагаю? – Я протянул конверты Аманде.
Она выхватила их у меня из рук.
Мы вернулись в гостиную. Дре убирал фляжку в карман куртки.
Энджи стояла, склонившись над колыбелью, и смотрела на ребенка. Ее черты постепенно смягчались, пока она не стала выглядеть на десять лет моложе. Она перевела взгляд, и жесткость вернулась на ее лицо. Теперь она смотрела на Дре и Аманду.
– После всей той брехни и полуправды, которую вы пытаетесь нам скормить с тех пор, как мы перешагнули порог этого дома, у меня к вам всего один вопрос. Почему вы все еще здесь?
– Здесь – в смысле на планете Земля? – спросила Аманда.
– Нет, здесь – в смысле в Новой Англии.
– Это мой дом. Я отсюда родом.
– Да, но ты виртуоз в подделке документов, – сказал я.
– Ну, кое‑что я действительно умею.
– За тобой охотятся бандиты с горелками, а ты надеешься отсидеться в девяноста милях от них. Ты уже могла бы быть в Белизе. Или в Кении. Но ты осталась. Почему? Я разделяю недоумение своей жены.
Клер заерзала в колыбели и внезапно заревела.
– Ну вот, – сказала Аманда. – Ребенка разбудили.
Она отнесла ребенка в спальню, и примерно с минуту мы слышали их голоса: плач младенца и воркованье Аманды, а затем она закрыла дверь, и все стихло.
– В каком возрасте они перестают орать? – спросил Дре.
Мы с Энджи рассмеялись.
– Ты же у нас врач.
– Я всего лишь помогаю им появиться на свет. Откуда мне знать, что с ними происходит после того, как они покидают материнскую утробу?
– А разве на медицинском факультете не изучают педиатрию?
– Изучают, но это было давно. К тому же тогда это для меня была только теория. А сейчас наступила практика.
Я пожал плечами:
– Все дети разные. Некоторые уже к полутора месяцам хорошо спят.
– А с вашей как было?
– Наша почти до пяти месяцев днем спала, а ночью орала.
– Почти до пяти? Черт.
– Ага, – сказала Энджи. – А потом у нее начали зубки резаться. Это ты сейчас думаешь, что уже все видел. А на самом деле ты понятия не имеешь, что такое орущий ребенок. Я уже не говорю про отиты. Не приведи господи.
Я сказал:
– Помнишь, когда у нее оба уха воспалились и одновременнозуб лез?
– Бросьте, – сказал Дре. – Нарочно издеваетесь?
Мы с Энджи взглянули на него и медленно покачали головой.
– Конечно, в кино и в сериалах такого не показывают, – сказал я.
– Ну да. Как только ребенок по сюжету больше не нужен, его не видно и не слышно.
– А я на днях смотрел сериал. Там отец – агент ФБР, мать – хирург, а ребенку шесть лет. В начале серии они в отпуске, но без ребенка. Ладно, думаю, наверное, оставили ребенка с нянькой. Потом выясняется, что нянька работает в той же больнице, что и героиня.