Какой такой крест?
Времени на пустую болтовню у меня не было. Оставалось всего два варианта: угрозы или обещания.
– Они разрешат тебе оставить ребенка.
Она распрямилась:
– Что?
– Что слышала. Если этот умник, – я кивнул на Дре, – сможет по‑быстрому раздобыть другого младенца, они позволят тебе оставить Клер.
Она развернулась в его сторону:
– Сможешь?
– Не исключено.
– Твою мать, Дре, – сказала она, – да или нет?
– Я не знаю. Есть одна девчонка, у которой срок вот‑вот подходит. Но когда точно она родит, сказать невозможно. Тем более с моим оборудованием.
Аманда сжала и разжала челюсти. Обеими руками убрала волосы назад, взяла со столика резинку и завязала хвост.
– Значит, звонил Ефим.
Я кивнул.
– И он назвал условия.
– Он выразился довольно‑таки определенно. Верни крест и какого‑нибудь младенца, и они о тебе забудут.
Она подтянула колени к груди и захватила пальцами ног диванную подушку. Казалось, с забранными назад волосами черты ее лица должны были выступить ярче, но эффект оказался прямо противоположным. Она снова стала похожа на ребенка. На до смерти напуганного ребенка.
– И ты ему веришь?
Я сказал:
– Я верю, что он верит. А сможет ли он провернуть дело под носом у Кирилла и его жены – это уже второй вопрос.
– Все началось, когда Кирилл увидел фотографию Софи. Это одна из… – она уставилась на диванную обивку, – услуг, которые им предоставляет Дре. Кирилл с Виолетой увидели Софи. Вроде бы она оказалась похожа на младшую сестру Виолеты. И тогда они решили, что им нужен ребенок Софи.
– То есть ситуация может быть сложнее, чем я понял со слов Ефима?
– Она всегда сложнее, – сказала Аманда. – Сколько тебе лет? Не маленький вроде…
Я усмехнулся.
Аманда взглянула на Дре. Тот сидел, больше всего похожий на собаку, которая ждет, когда хозяйка позовет ее гулять или даст поесть.
– Даже если мы найдем другого младенца, что это изменит? Получится, что мы отдаем ребенка двум психопатам.
Я кивнул.
– Ты сможешь жить с этим грузом на совести?
– Моя цель была найти тебя и спасти Софи. Дальше я не заглядывал.
– Какой ты правильный.
– Люди, живущие в стеклянных домах, не должны кидаться камнями. Особенно люди с похищенным младенцем.
– Знаю. Просто мне это все напоминает историю двенадцатилетней давности. Когда меня вернули Хелен.
– Мы сейчас не об этом. Если хочешь высказать свое мнение обо мне, сделаешь это позже. А пока нам надо во что бы то ни стало найти крест и достать другого младенца.
– А если не сможем?
– Достать другого младенца?
– Понятия не имею. Зато уверен, что с помощью креста мы купим себе немного времени. Он должен быть у Кирилла не позже вечера субботы. Если он его не получит, они убьют нас всех. Включая мою семью. А если мы его отдадим, у нас будет еще пара дней на решение проблемы с младенцем.
Энджи уставилась на меня широко раскрытыми глазами.
– По‑моему, хороший план, – сказал Дре.
– По‑твоему, – сказала Аманда. Она повернулась ко мне: – А что, если они нас обманут? Ефиму надо одно: выяснить, где я нахожусь. А у меня не так много мест, где можно спрятаться. Ты нашел нас за один день. Что ему помешает получить крест, а потом заявиться ко мне за младенцем?
– У меня нет других гарантий, кроме его обещания.
– И ты в него веришь? Слово наемного убийцы, который начинал преступную карьеру в Москве, среди солнцевской братвы?
– Я даже не знаю, что это такое, – сказал я.
– И ты в него веришь? Слово наемного убийцы, который начинал преступную карьеру в Москве, среди солнцевской братвы?
– Я даже не знаю, что это такое, – сказал я.
– Банда, – сказала она. – Братство. Представь себе организованную преступную группировку, но с дисциплиной как в армии и со связями в самых верхах российских нефтяных корпораций.
– Ни фига себе.
– Ага. Ефим там начинал. И ты собираешься поверить ему на слово?
– Нет, – ответил я. – Не собираюсь. Но у нас нет другого выхода.
Клер в спальне издала пару неуверенных покряхтываний и тут же заорала во весь голос. Мы слышали ее плач и с монитора «видеоняни», и из‑за двери. Аманда соскользнула с дивана, сунула ноги в тапочки и побежала в спальню, прихватив с собой прибор.
Дре сделал еще один глоток из фляжки.
– Чертовы русские.
– Почему бы тебе не сбавить обороты? – предложил я.
– Ты был прав. – Он сделал очередной глоток. – Когда раньше говорил.
– О чем?
Он откинул голову назад и закатил глаза, скосив их в сторону спальни.
– О ней. Не думаю, что я ей сильно нравлюсь.
– Почему тогда она с тобой? – спросила Энджи.
Он вздохнул.
– Даже Аманде при всей ее самостоятельности необходима помощь с грудным ребенком. Первые пару недель в супермаркет – каждые пять минут. То за памперсами, то за сухой смесью, и опять за памперсами, и опять за смесью… Ребенок каждые полтора часа просыпается и блажит. Тут ни поспать нормально, ничего.
– Ты хочешь сказать, что ей был нужен мальчик на побегушках?
Он кивнул.
– Но теперь она приспособилась. – Он тихо и горько усмехнулся. – Когда мы с ней только познакомились, я подумал: вот мой шанс. Неиспорченная девушка.
– Долго еще ты будешь перечислять? – перебила его Энджи.
– А?
– Тебя послушать, – сказал я, – так ты мечтал слепить из Аманды модель «Нексус шесть» по образу и подобию каждой девицы, которая кидала тебя в школе.
– Ничего подобного.
– Не спорь. Эта модель будет тебя обожать, а ты ночь напролет будешь читать ей лекцию о «Sigur Ros» или о метафорической значимости кролика в «Донни Дарко». А она будет хлопать ресницами и спрашивать, где ты был всю ее жизнь.
Он опустил глаза.
– Да пошел ты, – прошептал он.
– Как скажешь.
Я представил себе девочку, которую нашел после семи месяцев поисков. Она играла на крыльце дома недалеко отсюда с женщиной, которая ее обожала, и с бульдогом по кличке Ларри. Если бы я позволил ей остаться с ними, кем бы она стала сегодня? Возможно, ее нервная система не выдержала бы испытания памятью и сознания того, что вся ее жизнь с Патрисией и Джеком Дойл была основана на обмане. А возможно, она напрочь забыла бы о годах, проведенных с матерью‑алкоголичкой в пыльной дорчестерской халупе, провонявшей пивом и табаком, и жила бы нормальной жизнью в небольшом городке, а про подделку документов, русских киллеров и солнцевскую братву узнавала бы из новостных передач по телевизору. Даже если бы Аманду никто не похищал, ее шансы вырасти нормальным человеком оценивались как один к ста миллионам. Неким извращенным способом похищение показало ей, что существует и другая жизнь, не такая, как у ее матери, состоявшая из фастфуда, переполненных пепельниц, вечных долгов и приятелей, каждый из которых отмотал свой срок в тюрьме.