Гораздо проще и безопасней дать ей спать дальше.
– Энджи добралась нормально?
– Ага. Прилетела в Саванну около полуночи. А через полчаса добралась до своих.
– Она не производит впечатления уроженки Юга.
– А она не с Юга. Ее мать второй раз вышла замуж, когда ей было около шестидесяти. Это ее муж жил в Саванне. Он скончался лет десять назад. К тому времени ее мать уже полюбила их дом до самозабвения.
Аманда поставила чайник на подставку и села за стол.
– Так что случилось на станции?
Я сел напротив Аманды.
– Сначала расскажи мне, каким образом мы вообще оказались на этой станции.
– А при чем тут я? Мне позвонили и сказали, что место встречи изменилось.
– Кто тебе позвонил?
– Может быть, Павел. А может, другой из той же компании. Его зовут Спартак. Подозреваю, что это как раз он и был. У него голос чуть выше, чем у остальных. Хотя утверждать не берусь.
Я пожал плечами.
– У них у всех голоса похожи.
– И Спартак – или кто это был – сказал, что…
– Он сказал, что они передумали насчет Комкаст‑сентер. И велел вам ехать в Доджвилл, на железнодорожную станцию. Через полчаса.
– А почему они позвонили тебе?
Она отпила чаю.
– Не знаю. Возможно, Ефим потерял твой…
Я покачал головой:
– Ефим тебе не звонил.
– Ну и что? Попросил Спартака позвонить.
– Ничего подобного. Ефим ждал нас в Комкаст‑сентер. Это было в тот момент, когда «Асела» сбила Дре.
Чашка застыла на полпути к ее рту.
– Еще раз, и помедленнее.
– Дре попал под поезд, который летел с такой скоростью, что от бедняги ничего не осталось. Наверное, сейчас криминалисты собирают его по частям. И уверяю тебя, части эти очень мелкие.
– С какой стати он бросился под…
– Потому что погнался за этим.
Я положил на стол Белорусский крест.
Секунд двадцать мы молчали, глядя на крест.
– Погнался? – спросила Аманда. – Чушь какая. Когда он уходил из дома, крест был при нем.
– Я предполагаю, что он его кому‑то отдал, а потом этот кто‑то кинул его через рельсы.
– И ты думаешь, что… – Она зажмурилась и потрясла головой. – Нет, я даже не представляю, что ты думаешь.
– Аналогично. Вот что мне известно. Дре перешел через полотно, направляясь в лес. Затем кто‑то кинул крест из леса назад через рельсы. Дре побежал за ним и попал под скоростной поезд. Ефим при этом утверждает, что его там и близко не было и что он не менял место встречи. Врет он или нет, я не знаю. Вероятность пятьдесят на пятьдесят. Но он утверждает, что не врет. У нас нет Софи. У них нет креста. И сегодня канун Рождества. Пятница. Дре был нужен Ефиму. У него нет других возможностей достать младенца для Кирилла и Виолеты. И теперь Ефим хочет вернуться к исходным условиям сделки. Крест. – Я посмотрел на стол. – И ребенок. В обмен на жизнь Софи, мою, жизни моих родных и твою.
Она пару раз ткнула пальцем в крест, отодвинув его на несколько дюймов.
– Ты не знаешь, что здесь написано? Я по‑русски не читаю.
– Даже если бы читал. Это латынь.
– А ты латынь знаешь?
– В школе учил четыре года. Кое‑какие азы освоил. Но только азы.
– Значит, никаких мыслей?
Я взял крест в руки.
– Попробую расшифровать. Надпись наверху гласит: «Иисус Сын Божий побеждает».
Она скривилась.
Я пожал плечами и напряг извилины.
– Нет, подожди. Не «побеждает».
Не «побеждает». Сокрушает. Нет. Подожди. Завоевывает. Точно. «Иисус Сын Божий завоевывает».
– А внизу?
– Что‑то про череп и рай.
– На большее ты не способен?
– Детка, в последний раз на уроке латыни я был за десять лет до твоего рождения. С учетом обстоятельств я не так уж плохо справился.
Она подлила себе чаю. Обеими ладонями обхватила чашку и принялась дуть. Осторожно отпила и поставила чашку обратно на стол. Откинулась на спинку стула и в своей всегдашней манере, демонстрируя чудеса самообладания, спокойно произнесла:
– По нему не скажешь, что он представляет собой нечто особенное.
– Его ценность в его истории. Или в том, что он кому‑то очень нужен. Это как с золотом. Просто кто‑то однажды решил, что золото – это великая ценность.
– Никогда не понимала этой логики.
– Я тоже.
– Могу тебе одно сказать. Ефим уже так облажался с этим крестом, что нам не жить. Он нас не простит. Меня уж точно.
– Ты в последнее время газеты не читала?
Она посмотрела на меня поверх чашки и покачала головой.
– Кирилл слишком увлекается своим собственным товаром. Или у него просто крышу снесло. Не исключено, что, прежде чем он доберется до тебя, успеет расшибиться в лепешку на одной из своих машин.
– С нетерпением жду этого дня. – Она скривилась. – Но даже если осуществится сказочный план, который тебе предложил Ефим… ты ведь с Ефимом его обсуждал?
– С Ефимом.
– Так вот. Допустим, мы выживем, Софи выживет, твоя семья выживет… А что насчет нее? – Она показала на Клер. Девочка, одетая в розовую кофточку с капюшоном и такие же штанишки, по‑прежнему спала в автомобильном кресле. – Кирилл с Виолетой заберут ее себе. И очень быстро убедятся, что идея иметь ребенка не имеет ничего общего с реальным ребенком. Который плачет, не дает спать и пачкает подгузники, а когда ты его переодеваешь, верещит, как баньши на электрическом стуле, потому что ему не нравится просовывать голову в горловину, а другой одежды для грудничков не бывает. Допустим, Кирилл с Виолетой – парочка необузданных придурков с интеллектом недоразвитого школьника – возьмут ее себе. Предположим даже, они справятся со всеми бытовыми неудобствами, неизбежно связанными с появлением в доме грудного ребенка. Воспримут их как должное. Но неужели ты думаешь, что Кирилл, чей авторитет уже пострадал во всей этой истории с украденным у него из‑под носа ребенком, будет относиться к Клер по‑доброму? Что в душе он не затаит на нее зла? Тем более что в последнее время, как ты сам говоришь, Кирилл окончательно слетел с катушек. Кто поручится, что в один прекрасный день он не заявится домой, под завязку нагруженный польской водкой и мексиканским кокаином, и не пришибет Клер только потому, что той хватит нахальства заплакать от голода? – Аманда одним глотком, как виски, допила чай. – Не думаешь же ты, что я отдам своего ребенка им?
– Это не твой ребенок.
– Ты про карточку соцстрахования, которую видел вчера? Она не моя. Она ее. У меня уже есть собственная с такой же фамилией. Так что это мой ребенок.
– Ты ее похитила.
– А ты похитил меня.
Она ни разу не повысила голос, но у меня складывалось ощущение, что стены вокруг нас ходят ходуном. Губы у нее дрожали. Глаза покраснели. Руки тряслись. Я еще никогда не видел ее в таком состоянии.
Я покачал головой.
– Да, Патрик. Ты меня похитил. – Она сделала глубокий вдох носом и на секунду уставилась в потолок. – Кто ты такой, чтобы решать, где был мой дом? В Дорчестере я просто родилась. Меня произвела на свет Хелен, но моими настоящими родителями были Джек и Триша Дойл.