Или вы…
– Это все Дэвид, – тихо произнес он.
– Что?
Он скинул ноги со стола и вынул руки из‑за головы.
– Дэвид послал… – Он скривился, будто лимон жевал, и на минуту замолчал, глядя куда‑то вдаль. Когда он заговорил снова, голос его звучал чуть громче шепота: – Всю жизнь учишься не доверять людям. Особенно в нашем бизнесе, где все сплошь лапочки и очаровашки, кругом твои лучшие друзья и все тебя любят – ровно до того момента, когда предъявишь им счет. Но, богом клянусь, я всегда считал, что Дэвид не такой. Я доверял ему.
– Но?
– Но. – Он фыркнул, снова взглянул на железные балки под потолком, вяло и без радости ухмыльнулся. – Где‑то за шесть недель до аварии Дэвид аннулировал нашу страховку. Не на оборудование, только на персонал, в том числе и на себя. Нам как раз надо было платить квартальный взнос, а он вместо этого ее аннулировал. Я был уверен, что это временный ход, что он просто решил потратить деньги на что‑то еще, может, вложить их в покупку «Стэдикама».
– С деньгами настолько туго было?
– О да. У меня самого почти ни гроша, и папаша мой в ближайшее время точно не расщедрится. Нам сейчас много кто должен, и, как только они заплатят, все будет нормально, но последние несколько месяцев приходилось крутиться. Так что я понимаю, почему Дэвид так поступил. Я не понимаю, почему он мне об этом не сказал и почему эти деньги так и остались лежать на банковском счете.
– Они все еще там?
Он кивнул:
– Были там, когда его сбила машина. Я оплатил ими страховку, а остальное потратил на первый взнос за «Стэдикам». Я его в кредит приобрел.
– Но вы уверены, что именно Дэвид связывался со страховым агентством?
Пару минут он, похоже, раздумывал – то ли вышвырнуть меня из офиса, то ли рассказать все как есть. Наконец выбрал второй вариант, что меня порадовало, – не уверен, что смог бы и дальше мириться с собой, если бы меня выкинули на улицу ребята, которые за свою жизнь «Звездные войны» смотрели чаще, чем занимались сексом.
Он оглянулся, чтобы убедиться – на нас никто не обращает никакого внимания, а затем маленьким ключиком открыл нижний ящик стола. Порывшись в нем пару секунд, извлек лист бумаги и протянул мне.
Листок оказался копией письма, отправленного Дэвидом Веттерау в страховую компанию. В нем говорилось, что финансовый директор компании «Происшествие на Саут‑стрит» Веттерау желает аннулировать страховые медицинские полисы всех сотрудников фирмы, включая его самого. Внизу стояла подпись Дэвида.
Рэй Дюпюи сказал:
– Страховщики прислали это мне, когда я попытался от имени Дэвида добиться от них выплат по страховке. Я от них ни цента не получил. Кое‑что наскреб сам, что‑то Карен подкинула, но потом у нее деньги кончились, а счета все шли и шли. Родственников у Дэвида нет, так что в конце концов его, наверное, оставят на попечительстве государства. Мы с Карен больше всего боялись, что его запихнут в какую‑нибудь убогую больничку и бросят там умирать, поэтому из кожи вон лезли, чтобы обеспечить ему первоклассное лечение. Но вдвоем нам это оказалось не по силам.
– Вы хорошо знали Карен?
Он несколько раз кивнул:
– Да, очень хорошо.
– И как она вам?
– Она из тех, с кем главный герой оказывается в конце фильма. Понимаете, о чем я? Не сексбомба, от которой в итоге одни проблемы, а хорошая девочка. Которая, если героя отправляют на фронт, не бросает его, черкнув письмишко. Которая всегда рядом. Главное, чтобы герою хватило ума это разглядеть. Вроде как Барбара Бел Геддес в «Головокружении». Если бы Джимми Стюарту достало мозгов не обращать внимания на ее очки.
– Ага.
– Вообще, их роман выглядел довольно странно.
– В каком смысле?
– Ну, таких женщин в жизни не бывает. Только в кино.
– Хотите сказать, она притворялась?
– Нет. Просто я никогда не был уверен, понимает ли сама Карен, кто она такая. Как будто она слишком упорно работала над собой, чтобы стать идеальной женщиной, а в результате утратила собственную личность.
– А после несчастного случая с Дэвидом?
Он пожал плечами:
– Поначалу она держалась, а потом будто трещину дала. Зрелище ужасное, ей‑богу. Когда она сюда заходила, меня так и подмывало спросить у нее документы – просто чтобы убедиться, что это один и тот же человек. Не то пьяная, не то под кайфом. В полном раздрае. Знаете, как говорят? Если вся твоя жизнь – как фильм, то что с тобой будет, когда кино кончится?
Я промолчал.
– Тут ситуация как с детьми‑актерами, – продолжил он. – Они снимаются столько, сколько могут, но воевать против гормонов и взросления бессмысленно. И вот в один прекрасный день они просыпаются, и выясняется, что они уже больше не дети и не кинозвезды и ролей для них нет. И они тонут.
– А Карен?
На секунду на глаза его навернулись слезы, и он резко, громко выдохнул.
– Господи, у меня из‑за нее сердце кровью обливалось. У всех нас. Она жила ради Дэвида. И каждый, кто их видел хотя бы пару секунд, сказал бы то же самое. А когда Дэвида сбила машина, она умерла. Просто телу для этого потребовалось еще четыре месяца.
Какое‑то время мы сидели в тишине, а затем я протянул ему письмо Дэвида в страховую компанию. Он машинально взял его и уставился на листок.
Наконец на его лице появилась горькая улыбка.
– «Ф» нет, – сказал он и покачал головой.
– То есть?
Он перевернул письмо, чтобы я мог увидеть текст.
– Второе имя Дэвида было Филип. Когда мы организовали бизнес, он ни с того ни с сего начал посередине, после «Дэвида», но перед фамилией, ставить заглавную букву «Ф». Только на документах и чеках, больше нигде. Я еще над ним прикалывался, говорил, что «Ф» означает «Фуфлыжник».
Я взглянул на подпись:
– А тут «Ф» нету.
Он кивнул, затем бросил листок в ящик стола:
– Наверное, в тот день ему фуфло гнать не особенно хотелось.
– Рэй.
– Да?
– Можно мне сделать копию этого письма и какого‑нибудь документа, где естьподпись с буквой «Ф»?
Он пожал плечами:
– Да, конечно.
Еще немного порылся в ящике стола и нашел какую‑то записку Дэвида с широким, размашистым «Ф».
Рэй проследовал к замызганному ксероксу и поместил письмо под крышку. Я шел за ним.
– Что‑то в голову пришло? – спросил он.
– Я пока и сам не уверен.
Он извлек копию письма из поддона и протянул мне.
– Это просто буква, мистер Кензи.
Оригинал записки он также отдал мне.
Я кивнул:
– А есть какой‑нибудь документ с вашей подписью?
– Разумеется.
Он провел меня обратно к столу и достал подписанную им записку.
– Знаете, в чем весь фокус при подделке подписей? – спросил я, переворачивая записку.
– В твердой руке?
Я покачал головой:
– В гештальте.
– Гештальте?
– Подпись надо воспринимать как единое целое, как рисунок, а не как набор отдельных букв.
Взяв ручку, я аккуратно скопировал его перевернутую подпись.
Закончив, снова перевернул листок и показал ему, что получилось.