Закончив, снова перевернул листок и показал ему, что получилось.
Он посмотрел, удивленно открыл рот и поднял брови:
– Неплохо. Очень даже.
– И это первая попытка, Рэй. Представьте, что бы я мог сделать, если бы попрактиковался.
Я снова позвонил Девину, разбудив его.
– Ну, как там продвигается дело с мисс Диас?
– Да никак. Женщины – странные создания.
– Ни детектив Томас, ни детектив Степлтон мне так и не перезвонили.
– А это потому, что Степлтон был одним из протеже Дойла.
– Вон оно что.
– Даже если бы ты увидел, как Джимми Хоффа пьет кофе в забегаловке, Степлтон все равно бы на тебя внимания не обратил.
– А Томас?
– Она не такая предсказуемая. И сегодня она работает в одиночку.
– Везет мне.
– Ну что тут сказать? Ты ж ирландец, тебе положено. Подожди, сейчас узнаю, где она.
Две или три минуты я ждал, затем в трубке снова раздался голос Девина:
– Думаю, говорить, что ты у меня в долгу, не стоит?
– Я и так это знаю, – ответил я.
– И лучше не забывай, – вздохнул Девин. – Детектив Томас расследует смерть какого‑то идиота в Бэк‑Бей. Труп в переулке между Ньюбери и Коммонуэлс‑авеню, так что она там будет.
– Какие там кварталы на пересечении?
– Дартмут и Эксетер. Ты с ней не шали, она дураков не терпит. Сожрет тебя, выплюнет – и глазом не моргнет.
Детектив Джоэлла Томас вышла из переулка в конце Дартмут‑стрит и боком пролезла под желтой лентой, на ходу сдирая латексные перчатки. Проскользнув под ограждением, она распрямилась, сняла одну перчатку, потрясла ладонью, стряхивая тальковую пудру со своей черной кожи. Затем обратилась к сидевшему на бампере коронерского фургона криминалисту:
– Ларри, забирай клиента.
Ларри, не отрываясь от страницы спортивных новостей, поинтересовался:
– Он все еще мертвый?
– И становится все мертвее. – Джоэлла стянула вторую перчатку и тут заметила меня, стоящего рядом. Но упорно продолжала смотреть на Ларри.
– Он тебе ничего не рассказал? – Ларри перелистнул страницу.
Джоэлла Томас перегнала мятный леденец от одной щеки к другой и кивнула:
– Сказал, что загробная жизнь…
– Да?
– …это бесконечная вечеринка.
– Вот и хорошо. Жене расскажу. – Ларри сложил газету, кинул в чрево фургона. – Черт бы этих «Сокс» побрал, а, детектив?
Джоэлла Томас пожала плечами:
– Я за хоккеистов болею.
– Ну, тогда черт бы побрал «Брюинз». – Ларри повернулся к нам спиной и начал рыться в фургоне.
Джоэлла Томас почти развернулась уходить, но вспомнила про меня. Медленно подняла ко мне голову и посмотрела на меня сквозь дымчато‑золотые линзы своих солнцезащитных очков без оправы:
– Чего вам?
– Детектив Томас? – Я протянул руку.
Она коротко пожала мои пальцы и взглянула мне в лицо.
– Патрик Кензи. Возможно, Девин Амронклин упоминал обо мне?
Она вскинула голову, и я услышал, как мятный леденец у нее во рту стукнулся о зубы.
– В участок зайти не могли, мистер Кензи?
– Я посчитал, что так будет быстрее.
Она засунула руки в карманы пиджака и качнулась назад:
– Не хочется идти в полицию после того, как сдали копа, да, мистер Кензи?
– Береженого бог бережет.
– Ага. – Она отступила назад, пропуская Ларри и двух других криминалистов.
– Детектив, – сказал я. – Мне очень жаль, что мое расследование привело к аресту одного из…
– Бла‑бла‑бла. – Джоэлла Томас махнула длинной ладонью у меня перед лицом. – Мне на него плевать, мистер Кензи. Он был из старых копов, со старыми связями. – Она развернулась к тротуару. – Я что, по‑вашему, похожа на кого‑нибудь из них?
– Совсем наоборот.
Джоэлла Томас была стройной и высокой, метр восемьдесят с мелочью. Одета она была в оливкового цвета двубортный костюм поверх черной футболки. Блестящий полицейский жетон висел у нее на шее на черном нейлоновом шнуре и тоном полностью совпадал с тремя золотыми колечками, красовавшимися в ее левом ухе. Правое ухо оставалось гладким и голым, в точности как ее выбритая голова.
Мы стояли на тротуаре, и набирающая обороты жара испаряла утреннюю росу, превращая ее в еле заметный туман. Было раннее воскресное утро, тот час, когда яппи только‑только заряжают свои кофеварки марки «Крапс», а собачники готовятся к выгулу питомцев.
Джоэлла содрала фольгу с упаковки мятных леденцов, засунула один в рот.
– Не хотите?
Она протянула пачку мне.
– Спасибо, – поблагодарил я и взял один.
Она убрала упаковку в карман пиджака. Взглянула на переулок, затем наверх, на крышу.
Я проследил за ее взглядом:
– Прыгун?
Она покачала головой:
– Падучий. Был на вечеринке, решил вмазаться, поднялся на крышу. Сел на краю, ширнулся, посмотрел на звезды. – Она изобразила, как он слишком далеко откинулся. – Должно быть, комету увидал.
– Ой, – сказал я.
Джоэлла Томас отломила кусок булочки, окунула его в гигантских размеров кружку с чаем и отправила в рот.
– Значит, хотите узнать о смерти Карен Николс.
– Ага.
Она прожевала, затем отпила чаю.
– Опасаетесь, что ее толкнули?
– А ее толкнули?
– Не‑а. – Она откинулась на спинку стула, наблюдая за стариком, кормившим на улице голубей. Лицо у него было сморщенным и маленьким, а нос – таким крючковатым, что старик очень напоминал птиц, которых подкармливал. Мы сидели в «Кафе де Хозе у Хорхе», в квартале от места происшествия. Здесь подавали девять различных видов булочек, пятнадцать видов кексов, блюда из тофу и что угодно с отрубями.
Джоэлла Томас сказала:
– Самоубийство это. – Она пожала плечами. – Яснее ясного. Убийцей оказалась гравитация. Никаких признаков борьбы, никаких следов рядом с местом прыжка. Черт, да яснее дела и быть не может.
– И этот суицид вполне объясним, да?
– В каком смысле?
– Бойфренд попал в аварию, она в депрессии, все такое?
– Вполне логичное предположение.
– И этого достаточно?
– А, понимаю, к чему вы клоните. – Она кивнула, а затем покачала головой: – Слушайте, вот самоубийства… Их вообще редко можно объяснить. И вот еще что: большинство самоубийц записок не оставляет. Процентов десять могут что‑то такое черкнуть, а остальные? Просто убивают себя, а мы гадай почему.
– Но должно же быть что‑то общее.
– Между жертвами? – Она снова отпила чаю, снова покачала головой: – Ну, очевидно, что все они находятся в депрессии. А кто нет? Вот вы что, каждое утро просыпаетесь и говорите себе: «Как хорошо быть живым»?
Я ухмыльнулся и покачал головой.
– Я так и думала. Как и я, собственно. А как насчет вашего прошлого?
– Э‑э?
– Ваше прошлое. – Она ткнула в мою сторону ложкой, затем помешала чай.