– Она откусила крохотный кусочек индейки и еще раз приложилась к бокалу.
– Полицейские с вами разговаривали? – спросила Энджи.
Она кивнула:
– Насколько я понимаю, мое имя они узнали от вас.
– Что вы им рассказали?
– Я сказала им, что Майлз был ценным сотрудником, но о его личной жизни я практически ничего не знала.
– Ага, – сказала Энджи и отпила пива, которым наполнила один из винных бокалов Дианы Борн. – А вы упомянули о том, что Майлз Ловелл звонил вам за полчаса до того, как на него напали?
Диана Борн и бровью не повела. Она улыбнулась над бокалом и сделала аккуратный глоток.
– Нет, боюсь, это мне в голову не пришло.
Бубба налил себе в тарелку галлон соуса, высыпал сверху полсолонки и сказал:
– Ну ты и алкашка.
Бледное лицо Дианы Борн приобрело оттенок бильярдного шара.
– Прошу прощения?
Бубба ткнул вилкой в сторону винной бутылки:
– Алкашка ты, говорю. Пьешь вроде бы по чуть‑чуть, а вылакала будь здоров сколько.
– Я нервничаю.
Бубба улыбнулся ей заговорщической акульей улыбкой:
– Ну да, сестричка, ну да. Я алкашей насквозь вижу.
Он глотнул из бутылки «Абсолюта» и посмотрел на меня:
– Запри ее в комнате. Максимум полтора суток, и она на стену полезет. Готова будет за бухло у бабуина отсосать.
Пока Бубба говорил, я наблюдал за Дианой Борн. Видеокассета не вывела ее из равновесия, как и наша осведомленность о ее телефонном разговоре с Майлзом. Даже тот факт, что мы вломились к ней в дом, не слишком ее шокировал. Но слова Буббы заставили ее судорожно дернуться. Я увидел, как у нее мелко задрожали пальцы.
– Не боись, – сказал Бубба, склоняясь над тарелкой; вилка и нож нависали над ней, как два готовых ринуться вниз коршуна. – Уважаю баб, которые любят жахнуть пузырек‑другой. И пленочка твоя мне понравилась. Нимфоманки, лесбиянки, все дела… Зашибись, какое кино.
Бубба вернулся к еде, и какое‑то время единственными звуками, нарушавшими тишину комнаты, были его чавканье и хруст птичьих костей.
– Насчет видеозаписи, – сказал я.
Диана Борн оторвала взгляд от Буббы и залпом осушила свой бокал. Снова наполнив его до половины, она посмотрела на меня; растерянность, вызванную словами Буббы, сменило на ее лице горделивое выражение.
– Ты злишься на меня, Патрик?
– Нет.
Она откусила еще кусочек индейки.
– Я думала, что ты принял смерть Карен Николс близко к сердцу, Патрик.
Я улыбнулся:
– Классический метод допроса, Диана. Мои поздравления.
– Что именно? – Она широко распахнула невинные глаза.
– Обращаться к собеседнику на «ты» и как можно чаще называть его по имени. Смутить его и навязать фальшивую атмосферу доверительности.
– Искренне сожалею.
– Да ничего подобного.
– Ну, может, и не искренне, но…
– Доктор, – сказала Энджи, – вы на этой записи трахаетесь и с Карен Николс, и с Майлзом Ловеллом. Не желаете объясниться?
Она повернула голову и спокойно посмотрела на Энджи:
– Тебя это возбудило, Энджи?
– Не особенно, Диана.
– Это вызвало у тебя чувство отвращения?
– Не особенно, Диана.
Бубба оторвался от второй индюшачьей ноги:
– Зато у меня, сестричка, встал в полный рост. Учти на будущее.
Она проигнорировала его реплику, хотя у нее по горлу снова пробежала волна дрожи.
– Ну же, Энджи! Неужели у тебя никогда не возникало желания поэкспериментировать с другой женщиной?
Энджи отпила пива.
– Если бы и возникло, доктор, то я бы выбрала кого‑нибудь посимпатичней. Такая уж я материалистка.
– Ага, – сказал Бубба. – Надо бы тебе чуток отъесться, док.
Диана Борн снова повернулась ко мне, но теперь уверенности и спокойствия в ее глазах поубавилось.
– А тебе, Патрик? Тебе понравилось то, что ты увидел?
– Это где вы с Карен и Майлзом?
Она кивнула.
Я пожал плечами:
– Вся проблема в освещении. По правде сказать, я предпочитаю порнуху в более профессиональном исполнении.
– И про волосатую жопу не забудь, – напомнил мне Бубба.
– Действительно, Эберт. – Я улыбнулся Диане Борн: – У Ловелла была волосатая жопа. А нам это не по нраву. Доктор, кто снимал это видео?
Она отпила еще вина. Все ее попытки залезть к нам в душу встречали стойкий отпор в виде издевательских шуточек. Если бы она имела дело с каждым из нас поодиночке, то у нее еще, возможно, сохранялись шансы на успех, но, выступая командой, мы могли перехохмить братьев Маркс, «Трех балбесов» и Нила Саймона вместе взятых.
– Доктор? – сказал я.
– Камера была установлена на треноге. Мы снимали сами себя.
Я мотнул головой:
– Не пойдет. Съемка велась с четырех разных углов. Не думаю, что кто‑то из вас троих вставал, чтобы передвинуть камеру.
– А может, мы…
– Кроме того, там видна тень, – добавила Энджи. – Тень мужчины, Диана. На восточной стене. Во время прелюдии.
Диана Борн захлопнула рот и потянулась за бокалом.
– Диана, мы способны тебя изничтожить, – сказал я. – И ты об этом знаешь. Так что хорош вешать нам лапшу на уши. Кто снимал? Блондин?
Ее глаза метнулись вверх и так же стремительно опустились вниз.
– Кто он? – не отставал я. – Мы знаем, что это он изувечил Ловелла. Мы знаем, что росту в нем шесть футов два дюйма, он весит около ста девяноста фунтов, хорошо одевается и любит насвистывать при ходьбе. Мы знаем, что он вместе с Карен Николс и Майлзом Ловеллом бывал в мотеле «Холли Мартенс Инн». Мы можем вернуться туда и задать еще пару‑тройку вопросов. Уверен, что и тебя там вспомнят. Все, что нам нужно, – это его имя.
Она затрясла головой.
– Диана, ты не в том положении, чтобы торговаться.
Она затрясла головой еще сильнее и снова залпом осушила бокал.
– Я ни при каких обстоятельствах не буду обсуждать этого человека.
– У тебя нет выбора.
– У меня есть выбор, Патрик. Может быть, не самый легкий, но есть. Я никогда не пойду против этого человека. Никогда. Если полиция будет спрашивать меня о нем, я буду отрицать его существование. – Она трясущейся рукой опрокинула в бокал остатки вина из бутылки. – Вы даже не представляете себе, на что способен этот человек.
– Почему же, – сказал я. – Очень хорошо представляем. Это ведь мы нашли Ловелла.
– С Ловеллом он действовал спонтанно, – с горькой усмешкой произнесла она. – Видели бы вы, на что он способен, когда у него есть время все спланировать.
– Карен Николс? – спросила Энджи. – Вот на такое он способен?
Диана Борн посмотрела на Энджи, и ее горькая усмешка превратилась в презрительную.
– Карен была слабой. В следующий раз он выберет кого‑нибудь посильнее. Из другой весовой категории. – Она улыбнулась Энджи невыразительной надменной улыбкой, которую Энджи стерла с ее лица, влепив ей пощечину.
Бокал выпал из пальцев Дианы Борн и со звоном разбился о блюдо с индейкой. На левой щеке и ухе доктора расплывалось красное пятно, формой напоминавшее стейк из лосося.