Колльберг был почти уверен, что он ни за что не нашел бы этот клочок.
Они возвратились в кабинет Монссона.
Колльберг развернул бумажку, Монссон вооружился лупой.
– Что это такое? – спросил Колльберг.
– Валютная квитанция, выдана каким‑то датским банком, – объяснил Монссон. – Точнее, копия квитанции. Одна из тех бумажек, которые либо выбрасывают сразу, либо складывают и суют в карман. И теряют потом, когда из того же кармана достают носовой платок.
– И на ней положено расписываться?
– Как правило, – сказал Монссон. – Но не всегда. Зависит от правил данного банка. Здесь роспись есть.
– Ну и почерк! – сердито заметил Колльберг.
– А кто из молодых в наше время пишет лучше? Что там?
– Кажется, Ронни. Дальше К. И маленькая «а», и какие‑то закорючки.
– Кажется, Ронни Касперссон, – заключил Монссон. – Или Каспарссон. Но это лишь догадка.
– Ронни – совершенно точно.
– Что ж, проверим, может быть, и обнаружится какой‑нибудь Ронни Касперссон.
Вошел Бенни Скакке. Постоял, переминаясь с ноги на ногу. Колльберг посмотрел на него:
– Что там у тебя?
– Да вот, привел несколько человек, знакомых Кристера Паульсона. Девушка и два парня. Будете говорить с ними?
– Я поговорю, – ответил Колльберг.
Во внешности молодых людей не было ничего необычного. Впрочем, семь‑восемь лет назад они сразу привлекли бы к себе внимание: длинные кожаные куртки с вышивкой, на парнях джинсы, тоже разукрашенные вышивками, на девушке длинная юбка, то ли индийского, то ли марокканского типа. Все трое в кожаных сапогах на высоком каблуке. Волосы до плеч. Они смотрели на Колльберга с тупым безразличием, которое в любую минуту могло смениться враждебностью.
– Привет, – поздоровался Колльберг. – Есть будете? Кофе, бутерброды?
Ребята пробурчали нечто утвердительное, а девушка тряхнула головой, убирая волосы с лица, и звонко отчеканила:
– Накачиваться кофе да объедаться белым хлебом – только себе вредить. Хочешь быть здоровым – ешь натуральные продукты, пока еще можно хоть что‑то найти. Избегай мяса и всяких суррогатов.
– Ясно, – сказал Колльберг. И повернулся к стоявшему у двери стажеру. – Принеси три чашки кофе и побольше бутербродов, – распорядился Колльберг. – Зайди в овощную лавку на углу и купи здоровенную морковку, чтобы было побольше витаминов.
Стажер вышел. Ребята заржали, девушка сидела прямо и сурово молчала.
Стажер вернулся с кофе, морковиной и розовым от усердия лицом.
Теперь рассмеялись все трое. Колльберг мог бы и сам усмехнуться, но ему не стоило большого труда сдержаться. К сожалению.
– Ну так, – заговорил он. – Спасибо, что пришли. Вам известно, о чем речь идет?
– Кристер, – ответил один из парней.
– Вот именно.
– По сути дела, Кристер был вовсе не плохим человеком, – сказала девушка. – Да только общество испортило его, и за это он ненавидел общество. А теперь легаши его убили.
– Он и сам ранил двоих, – вставил Колльберг.
– Ну и что. Меня это не удивляет.
– Почему?
После долгого молчания один из парней ответил:
– Он всегда ходил с оружием. Когда шпалер, когда стилет, когда еще что‑нибудь. Говорил, что в наше время иначе нельзя. Как будто он был доведен до отчаяния – так, кажется, говорят?
– Моя служба заключается в том, чтобы разбираться в таких делах, – сообщил Колльберг.
– Противное занятие – и отнюдь не благодарное.
– А наша весьма противная и неблагодарная задача – жить дальше в этом прогнившем обществе, которое не мы довели до такого состояния, – сказала девушка. – Жить и каким‑то образом вернуть ему человеческий облик.
– Кристер не любил полицейских? – спросил Колльберг.
– Все мы ненавидим легавых, – ответила девушка. – И за что нам их любить? Они ведь ненавидят нас.
– Вот уж правда, – подхватил один из парней. – Нигде в покое не оставляют, ничего не разрешают делать. Сядешь на скамейку или на траву – легавый тут как тут. А представится случай – так подкинут…
– Или издеваются, – вставила девушка. – Еще неизвестно, что хуже.
– Кто‑нибудь из вас видел парня, который поехал с Кристером в Юнгхюсен?
– Каспера‑то? – заговорил второй парень. – Я видел. Совсем немного. Посидели вместе, потом пиво кончилось, и я ушел.
– И как он тебе показался?
– Славный парень. Безобидный, такой же, как и мы все.
– Значит, тебе известно, что его звали Каспер?
– Ну да. Но вообще‑то у него другое имя. Он что‑то бормотал вроде Робин, или Ронни…
– Что вы думаете об этом случае?
– Все как положено, – ответил первый парень. – Иначе и быть не могло. Нас все ненавидят, особенно легавые. И когда кто‑то из нас от отчаяния становится на дыбы, выходит то, что вышло. Еще удивительно, что ребята поголовно не обзаводятся оружием. Почему все шишки должны только на нас валиться?
Колльберг поразмыслил, потом спросил:
– Если бы вам предоставилась возможность выбирать, кем бы вы стали?
– Я стал бы космонавтом и махнул в межпланетное пространство, – ответил один из парней.
– А я уехала бы в деревню, – сказала девушка. – Вела бы здоровый образ жизни. Завела всякую живность, народила бы детей и постаралась уберечь их от всякой отравы, чтобы выросли настоящими людьми.
– Отведи мне грядку в твоем огороде, я гашиш разведу, – усмехнулся второй парень.
Колльберг не услышал больше ничего существенного и вскоре вернулся к Монссону и Скакке.
На этот раз картотека сработала без задержки.
Она подтвердила существование Ронни Касперссона, он уже привлекался к ответственности, и отпечатки пальцев совпадали с найденными на баранке и приборной доске.
В пятницу о Ронни Касперссоне было известно следующее: когда он родился, где живут его родители, где его видели последний раз.
В итоге дознание переносилось далеко за пределы полицейской сферы города Мальмё. Центр тяжести в охоте на убийцу переместился в другие районы страны.
– Оперативная группа Мальмё распускается, – по‑военному отчеканил Мальм. – Тебе надлежит немедленно явиться ко мне в Стокгольм.
Уложив чемодан и выйдя на улицу, Колльберг почувствовал, что его терпению приходит конец.
XIX
В среду вечером Ронни Касперссон услышал, что один на полицейских, участников драматической перестрелки в Юнгхюсен, скончался.
Это дикторша так сказала: драматическая перестрелка в Юнгхюсен.
Сидя вместе с мамой на диване, он смотрел на экран телевизора и слушал, как перечисляются его приметы. Полиция объявила всешведский розыск, разыскиваемому около двадцати лет, он ниже среднего роста, у него длинные светлые волосы, одет в джинсы и темную поплиновую куртку.
Ронни глянул на мать. Она была занята своим вязанием – брови нахмурены, губы шевелятся, должно быть, считает петли.
Описание было довольно поверхностное и далеко не точное.