— У меня трубки нету.
— Сигарету, в таком случае? У меня есть с собой.
— Да нет, спасибо. Не тянет сейчас курить.
И разговаривать тоже не тянет — подразумевал его неприветливый тон.
Мистер Дроден, разговаривая, принялся возиться с кисетом и трубкой, будто показывал и пояснял, как ими пользоваться.
— Сейчас такие времена, что… надо все тщательно обдумывать… и советоваться. Из-за войны у всех нас получился как бы перерыв в жизни…
— Не у всех, однако же.
— В каком смысле? Я вас не совсем понял, Моулд.
— У многих парней, которых я знал, с которыми служил вместе, получился не перерыв, а конец жизни.
— Я не согласен, что это конец их жизни… и сожалею, что таково ваше мнение… но теперь я понял, что вы имели в виду. И все-таки для большинства из нас, как я уже сказал, из-за войны получился в жизни довольно долгий перерыв.
— И потом еще, — упрямо продолжал спорить Эдди, — вроде считалось, что после войны мы начнем жить по-новому.
— О, да-да, разумеется, — сердечно закивал мистер Дроден. — Мы все надеемся, что это удастся осуществить в какой-то мере. Правительство разработало план. Вы наверняка слышали об этом.
— Слышать-то слышал…
— Но сейчас мы говорим о делах более личных, — поспешно продолжал мистер Дроден, словно бы недовольный сомнением в голосе Эдди… — У вас тут произошла ссора, но я надеюсь, что очень скоро нам удастся все уладить. Чуточку терпимости, — жизнерадостно порекомендовал он, — больше понимания бед и трудностей друг друга, в духе христианского милосердия и прощения и с той и с другой стороны. Ну, как?
Эдди молчал. Мистер Дроден заполнил неловкую паузу новой серией приемов раскуривания трубки.
— Мы смотрим на вас, молодежь, — с натужной улыбкой вновь заговорил мистер Дроден, — на вернувшихся с войны героев-победителей…
— Никакие мы вам не герои-победители! — вскинулся Эдди. — Я лично не герой. И никогда не метил в герои.
— Вот это верно. Это по-британски…
— Не в том дело, мистер Дроден. По-британски или там еще по-каковски, — нет особой разницы. Все парни как парни — кроме наци, понятно, но у этих просто-напросто мозги набекрень. Я не герой. А самый обыкновенный парень. Пришел с войны, где одно дерьмо, и кровь, и убивают людей. Я видал такие разрушения, что не поймешь, это ратуша была или свинарник. Видал людей, сгоревших заживо. Этого быть не должно было.
— Ну конечно, не должно, — согласился мистер Дроден. — Но вы ведь понимаете, нацисты…
— Знаю. Все это я слышал! — горячился Эдди. — И нацистов видел своими глазами. Они психованные. Но я вот не пойму, кому это раньше было не ясно? Кто их напустил на людей? И дал им такое преимущество на старте? Почему всех этих типов, Гитлеров всяких и Гимлеров, давным-давно не заперли в дурдом, не вздернули на виселицу как кровавых убийц? Кто это так все устроил, что мне пришлось несколько лет своей жизни потратить на то, чтобы их выловить?
— Ну, это вопрос политический, — сказал мистер Дроден. — Мы, разумеется, допустили ошибки…
— Что-то я не слышал, чтобы хоть кто из наших руководителей признался, что допустил ошибки. Этот старикашка, как там его, наш премьер, не идет ко мне и не говорит: «Слушай, Эдди Моулд, я тут наделал ошибок, ты уж прости». Как бы не так! Но вы говорите, что с этим покончено и мы начинаем новую жизнь. Кто же это ее начинает, хотелось бы знать? Назовите хоть несколько имен у нас в Кроуфилде.
Кто же это ее начинает, хотелось бы знать? Назовите хоть несколько имен у нас в Кроуфилде. Что они затеяли, как взялись за дело? Я бы вот мог кое-кого назвать, да только ничего нового они не начинают. А разговаривают и смотрят так, что можно подумать, я с отсидки вернулся, а не с войны. Но этого тоже не должно быть, как крови и дерьма там, откуда мы вернулись. Что нам нужно, что лично мне нужно…
Он замолчал, ища подходящие слова, чтобы выразить мысль.
И в эту минуту на пороге появился сержант Паркинсон из Бэнфордской полиции. Когда Эдди уходил в армию, Паркинсон был рядовым констеблем, но с тех пор получил повышение. Эдди знал его издавна и порядком недолюбливал. Берт Паркинсон и рядовым-то вечно придирался и лез не в свое дело, а уж теперь от него и подавно ничего хорошего ждать не приходилось. К тому же он сейчас прервал Эдди, когда тот пытался сказать что-то важное.
— Проходите, не стесняйтесь, — саркастически пригласил его Эдди.
— А что, дверь открыта, — оправдываясь, заметил сержант Паркинсон. — О, с добрым утром, мистер Дроден. Не знал, что вы здесь.
— Ясно, не знали, — огрызнулся Эдди, с ненавистью глядя в обветренное лицо полицейского. — Некогда было поинтересоваться. Ну, чего вам?
Сержант, почтительно поглядев на пастора, который не выказывал намерения уходить, ответил:
— Ничего срочного. Зайду в другой раз.
— Да ладно, — сказал Эдди. — Выкладывайте.
— Может быть, вам лучше без меня? — Мистер Дроден стал подниматься.
— Честно сказать, я со своей стороны буду только рад вашему присутствию, мистер Дроден, — сказал сержант Паркинсон.
— Ну… в таком случае… — улыбнулся мистер Дроден.
Эдди перевел раздраженный взгляд с одного своего гостя на другого. Ишь как спелись, ну прямо душа в душу. Непонятно только, что им надо от него?
Сержант Паркинсон откашлялся, устремил на Эдди суровый взгляд и официальным тоном проговорил:
— Я получил на вас несколько жалоб, Эдди Моулд. Одна — в связи с вашим поведением в питейном заведении «Солнце». Грубо выражался и грозил побоями. Ну ладно, я посмотрел сквозь пальцы. Но вот опять поступила жалоба. Вчера вечером в «Колоколе». Нарекания те же.
— Вот именно. И я еще кой-чего могу от себя добавить, — раздалось с порога у Эдди за спиной. Это была миссис Могсон.
— А ну, проваливай отсюда! — заорал на нее Эдди. Она напугала его, подойдя сзади, и он вконец разозлился. — Вон!
— Вот видите! — воззвала старуха к государству и к церкви. — А у меня тоже жалоба. Кричат тут, ругаются по-всякому и до глубокой ночи дочке моей спать не дают. Возмутительно. То одно тут было безобразие, теперь другое.
Тут Эдди рванулся к ней, она завизжала и отскочила от порога. На самом деле он хотел просто захлопнуть дверь перед ее наглым носом, но она подняла крик, будто он бросился на нее с кулаками. Сержант Паркинсон поспешил ему наперерез, однако Эдди все-таки успел закрыться от вредной старухи.
— Вот и все, — отдуваясь, проговорил Эдди. — Пусть не лезет. Разоралась старая чертовка на чужом пороге. Пакостница!
— Тут вы, может, и правы, — строго сказал сержант. — Однако же это еще одна жалоба. Ведь верно, мистер Дроден?
— Да, да, — поспешно подтвердил мистер Дроден. — Прискорбно. Очень, очень прискорбно. Так что же вы хотели сказать, сержант?
— Я вот что как раз собирался ему сказать, — начал сержант Паркинсон, будто Эдди вообще тут и не было.
— А собирались, так и говорите! — не стерпел Эдди.