У него нет доходов и – по мнению миссис Кондрип – нет способностей добиваться оных. Он беден, по ее выражению, «как сама бедность», а уж она-то знает, что это такое.
И снова миссис Стрингем погрузилась в размышления и вскоре кое-что произнесла:
– Но разве мистер Деншер не отличается блестящим умом?
Тут и у Милли случился момент озарения.
– Не имею ни малейшего представления об этом.
На что Сюзи пока откликнулась только нейтральным «А-а!», хотя не прошло и минуты, как она добавила раздумчиво:
– Понятно, – за чем, в свою очередь, последовало: – Точно так же считает и Мод Лоудер.
– Что он никогда ничего не добьется?
– Да нет, совсем наоборот. Что он – человек исключительно способный.
– О да. Я понимаю. – Тут Милли снова, вернувшись к тому, что ее приятельница уже успела ей сообщить, обрела несколько романтический тон, каким говорила минуту назад. – Но миссис Кондрип утверждает, что сама тетушка Мод и слышать не желает о ком-либо подобном. Мистер Деншер, полагает она – во всяком случае, так мне это объяснили, – никогда не станет ни публичной фигурой, ни богатым человеком. Если бы он стал общественным деятелем, она бы ему помогла; если бы он был богат, ничем иным не являясь, она сделала бы все, от нее зависящее, чтобы его проглотить. А при том, как все сложилось сейчас, на него просто наложено табу.
– Короче говоря, – заключила миссис Стрингем, как бы с неким тайным намерением, – милая сестрица рассказала вам все, что знает об этом. Но он нравится миссис Лоудер, – добавила она.
– Миссис Кондрип мне про это не говорила.
– Ну, тем не менее это так, моя дорогая. Он ей очень нравится.
– Ну и пусть!
После этих слов Милли вдруг смолкла, и, легко вздохнув, как бы подчиняясь внезапному, чуть заметному отливу и всеохватной усталости, что в последнее время не однажды отмечалось ее компаньонкой, она повернулась, чтобы уйти. Однако в эту ночь невозможно было так и оставить все дело между ними, хотя впоследствии ни та ни другая не могла бы сказать, кто первый возобновил разговор. Ближе всего сама Милли подошла к этому, заметив, что все они – буквально каждый, с кем они встречались, – ужасно много думают о деньгах. Это вызвало у Сюзи смешок, не такой уж недобрый, невинный смысл которого сводился к тому, что если говорить о деньгах как о предмете безразличном, то некоторым людям это делать гораздо легче, чем другим; однако, по справедливости, подчеркнула она, при недостаточной прозрачности атмосферы – невозможно сказать, какое место занимают деньги в жизни Мод Маннингем. Она осуществляет свои земные интересы в подобающей величественной тишине: может быть, следовало бы лучше сказать, что она осуществляет свой отрыв от других грандиозными, время от времени совершаемыми бросками. Какими бы словами Сюзи это ни выражала, она, по правде говоря и стараясь быть справедливой к самой себе, думала о разнице меж двумя любимицами Фортуны – своей старой подругой и новообретенной. Тетушка Мод помещалась как бы посреди своих денег, обосновавшись на них, со всех сторон окруженная ими, прекрасно при том владея манерой смотреть на них свысока, этакой ее манерой всегда выглядеть твердой и яркой, будто их вообще не существует в природе. У Милли же, по отношению к своим деньгам, совсем не было никакой манеры, что, вероятно, с чьей-нибудь точки зрения, могло считаться недостатком; во всяком случае, она помещалась где-то далеко, на самом краешке своего богатства, и вам не приходилось, как можно было бы это себе представить, проходить тем или иным путем через некую часть ее владений, чтобы добраться до ее истинной натуры. С другой стороны, было ясно, что миссис Лоудер хранит свое богатство ради целей, фантазий, стремлений весьма крупных и благородно альтруистичных, какими они увидятся в тот день, когда принесут свои плоды.
Она станет навязывать свою волю, но ее воля будет заключаться в том, чтобы один или два человека не лишились своей выгоды, не подчинившись этой воле, если их можно заставить ей подчиниться. Приписывать же Милли подобные, далекоидущие воззрения было невозможно в силу ее значительно более юного возраста; да и следует предполагать, что нет никого, в ком она была бы так заинтересована. Иное предположение оказалось бы слишком поспешным – ведь она не заинтересована даже в самой себе. Даже у самой богатой женщины в ее возрасте обычно отсутствует мотив, и нет сомнений, что у мотива Милли еще есть масса времени для возникновения. Она же, пока суд да дело, прекрасна, проста, возвышенна душой и без него, независимо от того, ощущает ли она его отсутствие, хочет ли его обрести или нет; а с ним, кстати говоря, она все равно останется такой же – в той же мере. Только тогда уж она, вполне вероятно, обретет и манеру, подобно тетушке Мод. Во всяком случае, таковы были ассоциации во время вновь вспыхнувшей беседы наших двух дам, когда случилось так, что старшая спросила младшую, не упомянула ли сама она, накануне днем, о своем знакомстве с мистером Деншером.
– О нет! Я ничего не сказала о нашей встрече с ним. Я ведь помнила пожелание миссис Лоудер, – пояснила девушка.
– Но то касалось, – заметила ее приятельница, помолчав, – разговоров с Кейт.
– Да, но миссис Кондрип немедленно рассказала бы все Кейт.
– Зачем же? – она ведь, должно быть, терпеть не может говорить о мистере Деншере.
– Миссис Кондрип? Разве? – Милли задумалась. – Более всего ей хотелось бы, чтобы ее сестру убедили думать о нем как можно хуже, и если хоть что-то, что сама она может сообщить ей, будет этому способствовать…
Но тут девушка вдруг резко остановилась, словно ее собеседница могла в этом что-то увидеть. Однако ее собеседница видела лишь то, что интересовало сейчас ее саму.
– Вы хотите сказать, она немедленно проговорится? – Миссис Стрингем сочла, что Милли заботило именно это; но тогда возникал еще вопрос: – Как же может сыграть против него то, что вы с ним знакомы?
– Ох, откуда же мне знать? Важно будет не столько то, что мы знакомы, сколько то, что это было скрыто от чужих взоров.
– Ах, – произнесла миссис Стрингем, как бы желая ее успокоить, – вы вовсе не скрывали это от чужих взоров. И разве не мисс Крой в первую очередь скрывает это?
– Она же таит вовсе не мое с ним знакомство, – улыбнулась Милли.
– Кейт таит только свое? Ну что ж, тогда вся ответственность – на ней.
– Да, но ведь, – отвечала девушка, видимо не так уж последовательно, – она вправе поступать, как ей вздумается.
– Так ведь то же относится и к вам, моя дорогая! – улыбнулась Сюзан Шеперд.
Милли взглянула на нее так, будто та отличается прямо-таки архаичным простодушием, но как раз за это ее и любят.
– Мы же не ссоримся из-за этого, Кейт и я. Пока еще .
– Я только хотела сказать, – объяснила миссис Стрингем, – что мне непонятно, каков тут выигрыш миссис Кондрип.
– В возможности рассказать об этом Кейт? – Милли задумалась. – Я всего лишь хотела сказать, что сама не понимаю, что я-то от всего этого выиграю.
– Но все ведь непременно выйдет наружу – то есть что он знает вас обеих – раньше или позже.
Милли неохотно согласилась.
– Вы имеете в виду, когда он вернется?
– Он найдет здесь вас обеих, и, я так полагаю, вряд ли стоит от него ожидать, что он может «не узнать» одну из вас ради другой.
Ее слова поставили обсуждаемый вопрос на гораздо более жизнеутверждающую основу.