Уцуномия перевел непонимающий взгляд на Эдди.
— Ну, шурум-бурум! — пояснил Эдди, размахивая руками. — Трам-та-ра-рам! Сами понимаете.
— Кроме того, девушки тут… — начал Бэзил и вдруг осекся.
— Вы знаете тут девушки? — заулыбался Уцуномия.
— Нет, не знаю, — твердо сказал Бэзил. — Но я знаю другое: они не похожи на тех, что приезжают на балы в Йель. Я вообще не уверен, что здесь устраивают балы. Нет, может, местные девушки и ничего, но они не такие, как те, которых встречаешь в Йеле. Здесь они — просто студентки.
— Я слышал, ты связался с Родой Синклер, — встрял Эдди.
— Это уж точно! — иронически усмехнулся Бэзил.
— Прошлой весной меня иногда звали к ним в дом поужинать, но раз ты теперь водишь ее на все танцульки…
— Ладно, счастливо, — поспешил распрощаться Бэзил.
Ответив резким кивком на церемонный наклон головы господина Уцуномии, он ушел из этого рая девушек и ветеринаров, к которому нынче добавились крестьяне и японцы.
С момента прибытия Минни вопрос насчет Роды раздулся до гигантских размеров. Сначала Бэзил просто равнодушно относился к этой личности, хотя и немного стыдился ее кружевных нарядов, вызывавших ненужные мысли, но теперь, увидев, как бессовестно им помыкают, он ее возненавидел. Когда она жаловалась на головную боль, его воображение с готовностью рисовало затяжной, томительный недуг, от которого можно исцелиться лишь осенью, с началом занятий. Но восьми долларов недельного жалованья, которое положил ему двоюродный дед, хватило бы разве что на проезд до Нью-Хейвена, и Бэзил знал, что мать никуда его не отпустит, если он не удержится на этой работе.
Ни о чем не догадываясь, Минни Биббл была заинтригована тем обстоятельством, что он танцевал с ней всего раз или два за вечер, да и то странно мрачнел и замыкался в себе. На первых порах такое безразличие завораживало ее и, пожалуй, слегка огорчало. Но не по годам бурный темперамент отказывался долго мириться с таким пренебрежением, и Бэзил мучительно наблюдал, как у него один за другим появляются соперники. Временами он начинал думать, что Йель обходится слишком дорого.
Все надежды он возлагал на одно событие. Это была прощальная вечеринка в ее честь: Кампфы сняли Колледж-клуб и не включили Роду в число приглашенных. Учитывая расстановку сил и собственное настроение, Бэзил не возражал против скорого отъезда Минни, тем более что сердце ее, как он понимал, навеки сохранило его образ.
За три дня до вечеринки он вернулся с работы в шесть; у дома стоял автомобиль Кампфов, а Минни в одиночестве скучала на крыльце.
— Бэзил, мне надо было с тобой увидеться, — сказала она. — Ты от меня совсем отдалился.
Одурманенный ее появлением на столь знакомом крыльце, Бэзил потерял дар речи.
— У нас сегодня семейный ужин в городе, до него остался ровно час. Давай куда-нибудь уедем, хорошо? Я до смерти боялась, что твоя мама вернется домой и подумает, что я вконец обнаглела, если заявилась к тебе домой. — Она говорила шепотом, хотя поблизости никого не было. — Избавиться бы от старика-шофера. Он подслушивает.
— Подслушивает что? — спросил Бэзил в приливе ревности.
— Просто подслушивает.
— Сделаем так, — предложил Бэзил. — Пусть он довезет нас до дедушкиного дома, а там я возьму электромобиль.
Они заскользили по Крэст-авеню, и горячий ветер теребил каштановые локоны вокруг ее чела.
Подогнав машину, Бэзил ощутил себя на высоте положения. Для таких случаев он присмотрел особое местечко — оставшийся после земляных работ в Проспект-парке незаметный тупик под Крэст-авеню, открытый лишь отблескам заходящего солнца, которые отражались в окнах квартир на далекой набережной Миссисипи.
Лето клонилось к своему вечеру; оно уже свернуло за угол, а тот кусок, что еще не успел исчезнуть, нужно было использовать с толком.
Вдруг Минни зашептала у него в объятиях:
— Ты — первый, Бэзил… кроме тебя, никого.
— Но ты сама призналась, что любишь пофлиртовать.
— Знаю, но это уже в прошлом. Лет в тринадцать-четырнадцать мне нравилось, когда меня называли легкомысленной, потому как я не задумывалась, что обо мне скажут; но примерно год назад я начала понимать: в жизни есть вещи более важные, и, честное слово, Бэзил, я попыталась исправиться. Но боюсь, ангелом я никогда не стану.
Река текла тонким алым проблеском между общественными банями и паутиной шоссе на другом берегу. Снизу доносился грохот и свист далекой железной дороги; над теннисными кортами Проспект-парка плыл приглушенный детский гомон.
— Правда-правда, Бэзил, я совсем не такая, как обо мне думают, потому что в глубине души всерьез отношусь к своим словам, просто никто мне не верит. Ты знаешь, как мы с тобой похожи; для парня, наверное, это не так важно, но девушка должна сдерживать свои чувства, а мне это нелегко, потому что я ужасно эмоциональная.
— Неужели ты ни с кем не целовалась с тех пор, как вернулась домой из Сент-Пола?
— Ни с кем.
Бэзил понимал, что она лжет, причем довольно смело За каждого из них говорило сердце, а орган этот, не предназначенный для точных формул, во все века был склонен к полуправдам и недомолвкам. Они собрали воедино все известные им клочки романтики, чтобы скроить друг для друга покров, теплый, как их детская страсть, и чудесный, как ощущение чуда.
Внезапно он отстранил ее от себя, разглядел и сдавленно застонал от восторга. Это тронутое солнечными лучами лицо дарило ему обещание — изгибом губ, курносой тенью на щеке, отблеском костра в ее взгляде, — обещание привести его в мир вечного счастья.
— Скажи, что любишь, — прошептал он.
— Я в тебя влюблена.
— О нет. Это не одно и то же.
Она засомневалась:
— Я еще никогда не произносила этих слов.
— Ну пожалуйста, скажи.
Она вспыхнула румянцем закатного цвета.
— На моей вечеринке, — прошептала она. — Ночью это проще.
Перед расставанием она сказала из окна своего автомобиля:
— А вот и предлог для моего появления. Дядя не смог снять клуб на четверг, поэтому вечеринка будет в субботу вечером, на обычной танцульке.
Бэзил в задумчивости поднимался по лестнице: Рода Синклер тоже заказала ужин в Колледж-клубе, и аккурат на то же самое время.
VI
Вопрос был поставлен ребром. Миссис Райли молча выслушала его робкие оправдания, а потом сказала:
— Рода пригласила тебя первой, а кроме того, у нее и так уже на одну девочку больше. Я, конечно, не знаю, как Рода отнесется к тому, что ты ее подведешь, но хорошо знаю, как отнеслась бы к этому я сама.
А наутро его двоюродный дед, проходя через складское помещение, остановился и спросил:
— Какая-то путаница с вечеринками?
Бэзил пустился в объяснения, но мистер Райли перебил:
— Не понимаю, зачем так обижать девочку. Советую как следует подумать.
Бэзил и без того терялся в раздумьях; субботний день близился к вечеру, его ждали и тут и там, а он не знал, что делать.
До Йеля оставался еще месяц, а до отъезда Эрмини Биббл — не связанной словом, неубежденной, обиженной, потерянной навсегда — только четыре дня. У Бэзила, слегка задержавшегося в отрочестве, дальновидность сменялась нетерпением, для которого будущее измеряется одним днем. Сияние Йеля меркло рядом с посулами того несравненного часа.
А по другую руку чахлым призраком маячил университет штата, где из одних ворот в другие сновали тени, которые при ближайшем рассмотрении оказывались ветеринарами, японцами и девушками.