Когда мы вошли, он стремительно повернулся и оглядел Джордан с головы до ног.
- Как вам это нравится? - порывисто спросил он.
- Что именно?
Он указал рукой на книжные полки.
- Вот это. Проверять не трудитесь. Уже проверено. Все - настоящие.
- Книги?
Он кивнул головой.
- Никакого обмана. Переплет, страницы, все как полагается. Я был уверен, что тут одни корешки, а оказывается - они настоящие. Переплет,
страницы... Да вот, посмотрите сами!
Убежденный в нашем недоверии, он подбежал к полке, выхватил одну книгу и протянул нам. Это был первый том "Лекций" Стоддарда.
- Видали? - торжествующе воскликнул он. - Обыкновенное печатное издание, без всяких подделок. На этом я и попался. Этот тип - второй
Беласко. Разве не шедевр? Какая продуманность! Какой реализм! И заметьте - знал, когда остановиться, - страницы не разрезаны. Но чего вы хотите?
Чего тут можно ждать?
Он вырвал книгу у меня из рук и поспешно вставил на место, бормоча, что если один кирпич вынут, может обвалиться все здание.
- Вас кто привел? - спросил он. - А может, вы пришли сами? Меня привели. Тут почти всех приводят.
Джордан метнула на него короткий веселый взгляд, но не ответила.
- Меня привела дама по фамилии Рузвельт, - продолжал он. - Миссис Клод Рузвельт. Не слыхали? Где-то я с ней вчера познакомился. Я, знаете,
уже вторую неделю пьян, вот и решил посидеть в библиотеке, - может, думаю, скорее протрезвлюсь.
- Ну и как, помогло?
- Кажется - немножко. Пока еще трудно сказать. Я здесь всего час. Да, я вам не говорил про книги? Представьте себе, они настоящие. Они...
- Вы нам говорили.
Мы с чувством пожали ему руку и снова вышли в сад.
На брезенте, натянутом поверх газона, уже начались танцы: старички двигали перед собой пятившихся молодых девиц, выписывая бесконечные
неуклюжие петли; по краям топтались самодовольные пары, сплетаясь в причудливом модном изгибе тел, - и очень много девушек танцевало в одиночку,
каждая на свой лад, а то вдруг давали минутную передышку музыканту, игравшему на банджо или на кастаньетах. К полуночи веселье было в полном
разгаре. Уже знаменитый тенор спел итальянскую арию, а прославленное контральто - джазовую песенку, а в перерывах между номерами гости
развлекались сами, изощряясь, кто как мог, и к летнему небу летели всплески пустого, беспечного смеха. Эстрадная пара близнецов - это оказались
наши желтые девицы - исполнила в костюмах сценку из детской жизни; лакеи между тем разносили шампанское в бокалах с полоскательницу величиной.
Луна уже поднялась высоко, и на воде пролива лежал треугольник из серебряных чешуек, чуть-чуть подрагивая в такт сухому металлическому треньканью
банджо в саду.
Мы с Джордан Бейкер по-прежнему были вместе. За нашим столиком сидели еще двое: мужчина примерно моих лет и шумливая маленькая девушка, от
каждого пустяка готовая хохотать до упаду. Мне теперь тоже было легко и весело. Я выпил две полоскательницы шампанского, и все, что я видел перед
собой, казалось мне исполненным глубокого, первозданного смысла.
Во время короткого затишья мужчина вдруг посмотрел на меня и улыбнулся.
- Мне ваше лицо знакомо, - сказал он приветливо.
- Мне ваше лицо знакомо, - сказал он приветливо. - Вы случайно не в Третьей дивизии служили во время войны?
- Ну как же, конечно. В Девятом пулеметном батальоне.
- А я - в Седьмом пехотном полку, вплоть до мобилизации в июне тысяча девятьсот восемнадцатого года. Недаром у меня все время такое чувство,
будто мы уже где-то встречались.
Мы немного повспоминали серые, мокрые от дождя французские деревушки.
Потом он сказал, что недавно купил гидроплан и собирается испытать его завтра утром - из чего я заключил, что он живет где-то по соседству.
- Может быть, составите мне компанию, старина? Покатаемся по проливу вдоль берега?
- А в какое время?
- В любое, когда вам удобно.
Я уже открыл рот, чтобы осведомиться о его фамилии, но тут Джордан оглянулась на меня и спросила с улыбкой:
- Ну как, перестали хандрить?
- Почти перестал, спасибо. - Я снова повернулся к своему новому знакомцу:
- Никак не привыкну к положению гостя, незнакомого с хозяином.
Ведь я этого Гэтсби в глаза не видал. Просто я живу тут рядом, - я махнул рукой в сторону невидимой изгороди, - и он прислал мне с шофером
приглашение.
Я заметил, что мой собеседник смотрит на меня как-то растерянно.
- Так ведь это я - Гэтсби, - сказал он вдруг.
- Что?! - воскликнул я. - Ох, извините, ради бога!
- Я думал, вы знаете, старина. Плохой, видно, из меня хозяин.
Он улыбнулся мне ласково, - нет, гораздо больше, чем ласково. Такую улыбку, полную неиссякаемой ободряющей силы, удается встретить четыре,
ну - пять раз в жизни. Какое-то мгновение она, кажется, вбирает в себя всю полноту внешнего мира, потом, словно повинуясь неотвратимому выбору,
сосредоточивается на вас. И вы чувствуете, что вас понимают ровно настолько, насколько вам угодно быть понятым, верят в вас в той мере, в какой
вы в себя верите сами, и безусловно видят вас именно таким, каким вы больше всего хотели бы казаться. Но тут улыбка исчезла - и передо мною был
просто расфранченный хлыщ, лет тридцати с небольшим, отличающийся почти смехотворным пристрастием к изысканным оборотам речи. Это пристрастие,
это старание тщательно подбирать слова в разговоре я заметил в нем еще до того, как узнал, кто он такой.
Почти в ту же минуту прибежал слуга и доложил, что мистера Гэтсби вызывает Чикаго. Тот встал и извинился с легким поклоном, обращенным к
каждому из нас понемногу.
- Вы тут, пожалуйста, не стесняйтесь, старина, - обратился он ко мне. - Захочется чего-нибудь - только велите лакею. А я скоро вернусь.
Прошу прощения.
Как только он отошел, я повернулся к Джордан: мне не терпелось высказать ей свое изумление. Почему-то я представлял себе мистера Гэтсби
солидным мужчиной в летах, с брюшком и румяной физиономией.
- Кто он вообще такой? - спросил я. - Вы знаете?
- Некто по фамилии Гэтсби, вот и все.
- Но откуда он родом? Чем занимается?
- Ну вот, теперь и вы туда же, - протянула Джордан с ленивой усмешкой.
- Могу сказать одно: он мне как-то говорил, что учился в Оксфорде.
В глубине картины начал смутно вырисовываться какой-то фон; но следующее замечание Джордан снова все смешало.