- А, очень мило, - сказал он небрежно. - Только мне не хотелось бы причинять вам беспокойство.
- В какой день вам удобно?
- В какой день удобно вам, - поспешил он поправить. - Я, право же, не хотел бы причинять вам беспокойство.
- Ну, скажем послезавтра? Подойдет?
Он с минуту раздумывал. Потом неуверенно заметил:
- Надо бы подстричь газон.
Мы оба посмотрели туда, где четко обозначилась граница моего участка, заросшего лохматой травой, а дальше темнела ухоженная гладь его
владений. Я заподозрил, что речь идет о моем газоне.
- И потом еще кое-что... - Он запнулся в нерешительности.
- Так, может быть, отложим на несколько дней?
- Да нет, я не о том. То есть... - Он стал мямлить в поисках подходящего начала. - Видите ли, мне пришло в голову. Дело в том, что... Вы
ведь, кажется, немного зарабатываете, старина?
- Совсем немного.
Мой ответ словно придал ему духу, и он продолжал более доверительным тоном.
- Я так и думал. Вы уж извините, если я... Видите ли, я тут затеял кое-что - так, между делом, понимаете. И вот мне пришло в голову,
поскольку вы зарабатываете не очень много... Вы ведь занимаетесь реализацией ценных бумаг, верно?
- Пытаюсь во всяком случае.
- Так для вас это может представить интерес. Много времени не займет, а заработать можно неплохо. Но понимаете, дело в некотором роде
конфиденциальное.
Теперь я хорошо понимаю, что при других обстоятельствах этот разговор мог бы всю мою жизнь повернуть по-иному. Но предложение так явно и так
бестактно было сделано в благодарность за услугу, что мне оставалось только одно - отказаться.
- К сожалению, не смогу, - сказал я. - У меня решительно нет времени на дополнительную работу.
- Вам не придется иметь дело с Вулфшимом. - Он, видно, решил, что меня смущает перспектива "кхонтак-тов", о которых шла речь за завтраком,
но я заверил его, что он ошибается. Он еще постоял, надеясь, что завяжется разговор, однако я, занятый своими мыслями, не расположен был
разговаривать, и он неохотно побрел домой.
Голова у меня приятно кружилась после вечера в Нью-Йорке, и я, кажется, прямо с порога шагнул в глубокий сон. Поэтому я так и не знаю, ездил
ли Гэтсби на Кони-Айленд или, может быть, до рассвета "прохаживался по комнатам", озаряя округу праздничным сиянием огней. Утром я из конторы
позвонил Дэзи и предложил ей завтра навестить меня в Уэст-Эгге.
- Только приезжай без Тома, - предупредил я.
- Что?
- Приезжай без Тома.
- А кто такой Том? - невинно спросила она. На следующий день с утра зарядил проливной дождь. В одиннадцать часов ко мне постучался человек с
газонокосилкой, одетый в прорезиненный плащ, и сообщил, что прислан мистером Гэтсби подстричь у меня газон. Тут только я спохватился, что ни о
чем не предупредил свою финку, пришлось сесть в машину и ехать разыскивать ее среди нахохлившихся от дождя белых домиков поселка - а заодно
купить несколько чашек, лимоны и цветы.
Цветов, впрочем, можно было и не покупать: в два часа от Гэтсби была доставлена целая оранжерея вместе с комплектом сосудов для ее
размещения.
Спустя еще час дверь стремительно распахнулась и влетел сам Гэтсби в белом фланелевом костюме, серебристой сорочке и золотистом галстуке. Он
был бледен, под глазами темнели следы бессонной ночи.
- Ну как, все в порядке? - с ходу спросил он.
- Если вы о траве, так трава просто загляденье.
- Какая трава? - растерянно спросил он. - Ах, газон! - Он посмотрел в окно, но, судя по выражению его лица, вряд ли что-нибудь увидел.
- Да, газон хорош, - похвалил он рассеяно. - В какой-то газете писали, что к четырем часам дождь прекратится. Кажется, в "Джорнал". А у вас
есть все для. Ну, для чая?
Я повел его в кухню, где он несколько укоризненно покосился на мою финку. Потом мы вдвоем придирчиво осмотрели десяток лимонных пирожных,
купленных мною в кондитерской.
- Как, ничего, по-вашему? - осведомился я.
- Да, да! Очень хорошо.. - сказал он и несколько принужденно добавил - Старина..
К половине четвертого дождь превратился в туман, сырой и холодный, в котором, точно роса, плавали тяжелые, редкие капли. Гэтсби невидящим
взглядом скользил по страницам "Экономики" Клэя, вздрагивал, когда тяжелая финская поступь сотрясала половицы в кухне, и время от времени
напряженно всматривался в мутные от дождя окна, словно там, за ними, разыгрывались незримо какие-то тревожные события. Вдруг он встал и не совсем
твердым голосом объявил мне, что уходит домой.
- Это почему же?
- Никто уже не приедет. Поздно! - Он взглянул на часы с видом человека, которого неотложные дела призывают в другое место. - Не могу же я
дожидаться тут весь день.
- Не дурите. Еще только без двух минут четыре. Он снова сел, глядя так жалобно, как будто я его толкнул в кресло, и в ту же минуту
послышался шум подъезжающего автомобиля. Мы оба вскочили, сам слегка возбужденный, я вышел на крыльцо.
Между сиреневых кустов с поникшей, мокрой листвой шла к дому большая открытая машина. Она остановилась. Из-под сдвинутой набок треугольной
шляпы цвета лаванды выглянуло лицо Дэзи, сияющее радостной улыбкой.
- Так вот твое гнездышко, птенчик мой!
Журчание ее голоса влилось в шум дождя, как бодрящий эликсир. Я сперва вобрал слухом только мелодию фразы, ее движение вверх и вниз - потом
уже до меня дошли слова. Мокрая прядка волос лежала у нее на щеке, точно мазок синей краски, капли дождя блестели на руке, которой она оперлась
на меня, выходя из машины.
- Уж не влюбился ли ты в меня! - шепнула она мне на ухо. - Почему я непременно должна была приехать одна?
- Это тайна замка Рэкрент. Отправь своего шофера на час куда-нибудь.
- Ферди, вернетесь за мной через час - И мне вполголоса, как нечто очень важное:
- Его зовут Ферди.
- А у него не делается насморк от бензина?
- Кажется, нет, - простодушно ответила она. - А что?
Мы вошли в дом. К моему невероятному удивлению, гостиная была пуста.
- Что за черт! - воскликнул я.
- О чем это ты?
И тут же она оглянулась кто-то негромко, с достоинством стучался в парадную дверь. Я пошел отворить. Гэтсби, бледный как смерть, руки точно
свинцовые гири в карманах пиджака, стоял в луже у порога и смотрел на меня трагическими глазами.