- Да.
- Они вам не понравились?
- Нет, - сказал высокий.
- Почему?
- Не хочется говорить.
- Скажите.
- По-моему, все они-дерьмо, - сказал высокий и отвернулся.
- Сегодня, кажется, мой вечер, - сказал Ричард Гордон, - мой бенефис.
Вы что будете пить? - спросил он рыжего ветерана. - У меня еще осталось два доллара.
- Пиво, - сказал Рыжий. - Слушайте, я ваш друг. По-моему, ваши книги - отличные книги. К черту этого паршивого красного.
- Нет ли у вас с собой какой-нибудь книжки? - спросил второй ветеран.
- Я бы охотно почитал вашу книжку. Вы никогда не печатались в “Западных рассказах” или “Героях войны”? Я этих “Героев войны” готов читать
хоть каждый день.
- Что это за птица, этот высокий? - спросил Ричард Гордон.
- Я же говорю, он просто паршивый красный, - сказал второй ветеран.
- Лагерь кишит такими. Мы бы их выставили, но я же говорю, у нас там народ чаще всего не помнит.
- Чего не помнит? - спросил Ричард Гордон.
- Ничего не помнит, - сказал второй.
- Вы меня видите? - спросил Рыжий.
- Да, - сказал Ричард Гордон.
- Вы бы поверили, что у меня самая славная женка на свете?
- Отчего же.
- Да, представьте себе, - сказал Рыжий. - И до чего же эта девчонка в меня влюблена. Она у меня прямо как рабыня. “Налей-ка мне еще чашку
кофе”, - говорю я. “Сейчас, папочка”, - говорит. И чашкa уже на столе. И так во всем. Она от меня без ума. Всякая моя прихоть для нее закон.
- А ты скажи, где она? - спросил второй ветеран.
- Вот то-то и есть, - сказал Рыжий. - То-то и есть, приятель. Где она?
- Он не знает, где она, - сказал второй ветеран.
- Мало того, - сказал Рыжий. - Я не знаю, где я ее последний раз видел.
- Он даже не знает, в какой она стране.
- Но послушайте, приятель, - сказал Рыжий. - Где бы она ни была, эта девчонка мне верна.
- Это святая истина, - сказал второй ветеран. - Можешь голову прозакладывать, что это так.
- Иногда, - сказал Рыжий, - я думаю, что, может быть, она-
Джинджер Роджерс и снимается теперь в кино.
- Что ж, может быть, - сказал второй.
- Потом опять мне кажется, что она сидит смирно дома и дожидается меня.
- Поддерживает огонь в домашнем очаге, - сказал второй.
- Вот, вот, - сказал Рыжий. - Она самая славная маленькая женка на свете.
- Слушайте, - сказал второй ветеран. - Моя старуха тоже ничего.
- Правильно.
- Она умерла, - сказал второй ветеран. - Не будем о ней говорить.
- А вы женаты, приятель? - спросил Рыжий Ричарда Гордона.
- Как же, - ответил тот.
У другого конца стойки, человека через четыре от него, виднелось красное лицо, голубые глаза и рыжеватые, мокрые от пива усы профессора
Мак-Уолси.
Профессор Мак-Уолси смотрел прямо перед собой, и Ричард Гордон видел, как он допил свой стакан и, выпятив нижнюю губу, обсосал пену с
усов.
Он заметил, какие ярко-голубые у него глаза.
Глядя на него, Ричард Гордон почувствовал неприятное стеснение в груди.
И в первый раз он понял, что чувствует мужчина, когда он смотрит на другого мужчину, к которому уходит его жена.
- Что с вами, приятель? - спросил рыжий ветеран.
- Ничего.
- Вам нехорошо. Я вижу, вам совсем плохо.
- Нет, - сказал Ричард Гордон.
- Можно подумать, что вы увидели привидение.
- Видите вон того, с усами? - спросил Ричард Гордон.
- Этого?
- Да.
- Ну и что же? - спросил второй ветеран.
- Ничего, - сказал Ричард Гордон. - Черт с ним.
Ничего.
- Он вам мешает? Можно его вразумить. Мы втроем уложим его, а вы его каблуками.
- Нет, - сказал Ричард Гордон. - Это не поможет.
- Мы его сцапаем, когда он выйдет на улицу, - сказал рыжий ветеран.
- Не нравится мне его физиономия. По-моему, он сильно смахивает на штрейкбрехера.
- Я его ненавижу, - сказал Ричард Гордон. - Он отнял у меня жизнь.
- А вот мы ему пропишем, - сказал второй ветеран. - Шпик усатый!
Слушай, Рыжий, захвати-ка парочку бутылок. Мы его изобьем до полусмерти. И когда только он это успел? Скажите-ка, приятель, может, повторим
еще?
- У нас есть еще доллар семьдесят центов, - сказал Гордон.
- Тогда не взять ли нам лучше бутылку? - сказал рыжий ветеран. - А то я только-только разошелся.
- Нет, - сказал второй. - Пиво из бочки тебе полезнее. Уж держись пива из бочки. Пойдем, вздуем этого гуся и вернемся выпить еще пива.
- Нет. Не трогайте его.
- Нет, приятель. Это мы не можем. Вы сказали, этот усатый отнял у вас жену.
- Жизнь. Жизнь, а не жену.
- Тьфу, виноват. Вы уж меня простите, приятель.
- Это он ограбил банк, - сказал второй ветеран. - Пари держу, что за него объявлена награда. Ей-богу, я его фотографию видел сегодня на
почтамте.
- А что ты делал на почтамте? - спросил второй подозрительно.
- Что, я не могу письмо получить?
- Разве в лагерь письма не доходят?
- Уж не думаешь ли ты, что я был в сберегательной кассе?
- Что ты делал на почтамте?
- Просто зашел по дороге.
- На, получай, - сказал его приятель и так размахнулся, как только можно было в толпе.
- Ну, сцепились друзья-приятели, - сказал кто-то. Их стали подталкивать к двери, и они, лягаясь и бодаясь, колотя и тузя друг друга,
вывалились на улицу.
- Пусть дерутся на тротуаре, - сказал широкоплечий молодой человек.
- Эти сучьи дети по три-четыре раза в вечер затевают драку.
- Пара забулдыг, - сказал другой ветеран. - Рыжий умел драться когда-то, но теперь у него сифон.
- У них у обоих сифон.