Тот упал на колени, потом медленно свалился на бок, на полу
вокруг его головы образовалась лужица крови. Они оставили его там и вернулись к стойке.
- Вот это удар, - сказал первый.
- Этот сукин сын, как приедет в город, всю свою получку положит на книжку, а потом приходит сюда поживиться на чужой счет, - сказал второй.
-
Это уже второй раз я его вразумляю.
- На этот раз ты его крепко вразумил.
- Когда я его ударил, челюсть у него подалась, точно мешок с орехами, - с довольным видом сказал второй. Избитый лежал у стены, и никто не
обращал на него внимания.
- А если б ты меня так хватил, мне хоть бы что, - сказал рыжий ветеран.
- Закройся, трепло, - сказал вразумитель. - У тебя сифон.
- Вот и врешь.
- Мне на таких, как ты, и смотреть противно, - сказал вразумитель. -
Стану я себе зря руки отбивать.
- Вот именно, что зря отобьешь, - сказал Рыжий. - Послушайте, приятель, - сказал он Ричарду Гордону, - может, повторим?
- Славный народ, а? - сказал высокий. - Война очищает и облагораживает человека. Вопрос вот в чем: только такие, как мы, годятся в солдаты,
или же это служба нас сделала такими?
- Я не знаю, - сказал Ричард Гордон.
- Готов поручиться, что вы здесь не найдете и трех запасных, - сказал высокий. - Это все отборный народ. Самые сливки подонков; те самые, с
которыми Веллингтон победил при Ватерлоо. Что ж, мистер Гувер прогнал нас с Антикости, а мистер Рузвельт сплавил сюда, чтоб избавиться от нас. В
лагере все устроено для того, чтоб вызвать эпидемию, но бедняги, как назло, не хотят умирать. Некоторых отвезли на Тортугас, но там теперь
местность стала здоровее. И потом, мы не захотели там оставаться. Так что пришлось нас привезти обратно, сюда. Что они теперь выдумают? Надо же
им как-нибудь от нас избавиться. Разве вы этого не понимаете?
- Почему?
- Потому что мы-отпетые, - сказал высокий. - Нам нечего терять.
Мы дошли до точки. Мы хуже той голытьбы, с которой имел дело Спартак. И с нами многого не сделаешь, потому что нас столько били, что теперь
единственное наше утешение-алкоголь и единственная гордость-уменье все вытерпеть. Но не все мы такие. Кое-кто из нас сумеет и сдачи дать.
- Много в лагере коммунистов?
- Человек сорок, не больше, - сказал высокий. - На две тысячи. Чтоб быть коммунистом, нужны дисциплина и воздержание; пьянчуга не может
быть коммунистом.
- Не слушайте вы его, - сказал рыжий ветеран. - Он просто красный, ну его к черту.
У другого конца стойки один ветеран заспорил с Фредди из-за счета.
- Вот столько ты выпил, - сказал Фредди. Ричард Гордон посмотрел на ветерана. Он был сильно пьян, глаза у него налились кровью, и он явно
лез на скандал.
- Врешь, - сказал он Фредди.
- Восемьдесят пять центов, - сказал ему Фредди.
- Смотрите, что сейчас будет, - сказал Рыжий. Фредди положил обе руки на стойку. Он не сводил с ветерана глаз.
- Врешь, - сказал ветеран и схватился за пивной стакан. Как только его пальцы сомкнулись вокруг стакана, правая рука Фредди описала над
стойкой полукруг и обрушила на голову ветерана тяжелую солонку, обмотанную посудным полотенцем.
Он не сводил с ветерана глаз.
- Врешь, - сказал ветеран и схватился за пивной стакан. Как только его пальцы сомкнулись вокруг стакана, правая рука Фредди описала над
стойкой полукруг и обрушила на голову ветерана тяжелую солонку, обмотанную посудным полотенцем.
- Чисто сделано? - сказал рыжий ветеран. - Красиво сделано?
- Вы бы посмотрели, как он орудует спиленным кием, - сказал второй.
Два ветерана, стоявшие там, где свалился зашибленный солонкой, сердито оглянулись на Фредди.
- Это еще что?
- Успокойтесь, - сказал Фредди. - Ну-ка, по одной за счет заведения.
Эй, Уоллэйс, - сказал он, - прислони-ка этого к стенке.
- Чисто сделано? - спросил рыжий ветеран Ричарда Гордона. - Не придерешься?
Широкоплечий детина выволок зашибленного солонкой из толпы. Он поставил его на ноги, и тот взглянул на него невидящими глазами.
- Выкатывайся, - сказал он ему. - Пойди, проветрись. - У стены сидел, держась обеими руками за голову, тот, которого вразумили раньше.
Широкоплечий молодой человек подошел к нему.
- Ты тоже выкатывайся, - сказал он ему. - С тобой тут вечно истории.
- У меня челюсть сломана, - хрипло сказал тот. Изо рта у него шла кровь и стекала по подбородку.
- Скажи еще спасибо, что ты жив после такого удара, - сказал плечистый молодой человек. - Ну, выкатывайся.
- У меня челюсть сломана, - тупо повторил тот. - Они сломали мне челюсть.
- Выкатывайся, тебе говорят! - сказал молодой человек. - С тобой вечно истории.
Он помог человеку со сломанной челюстью встать на ноги, и тот нетвердыми шагами вышел на улицу.
- Помню, раз выдался вечер, так тут у стенки лежало штук двенадцать, - сказал рыжий ветеран. - А как-то поутру я видел, как этот
толстопузый оттирал тут пол шваброй. Видел я, как ты шваброй оттирал пол? - спросил он толстого негра-бармена.
- Да, сэр, - сказал бармен. - Много раз. Да, сэр. Но вы никогда не видели, чтобы я бил кого-нибудь.
- Говорил я вам? - сказал рыжий ветеран. - Шваброй.
- Похоже, что и сегодня вечер будет не хуже, - сказал второй ветеран.
- Послушайте, приятель (Ричарду Гордону), может, повторим еще раз?
Ричард Гордон чувствовал, что пьянеет. Его лицо в зеркале позади стойки уже начало казаться ему чужим.
- Как вас зовут? - спросил он высокого коммуниста.
- Джеке, - сказал высокий. - Нельсон Джеке.
- Где вы жили до того, как попали сюда?
- О, везде, - сказал тот. - В Мексике, на Кубе, в Южной Америке, везде.
- Завидую вам, - сказал Ричард Гордон.
- Почему вы мне завидуете? Почему вы не работаете?
- Я написал три книги, - сказал Ричард Гордон. - Сейчас пишу четвертую, о Гастонской стачке.
- Это хорошо, - сказал высокий. - Отлично. Как, вы сказали, ваша фамилия?
- Ричард Гордон.
- А! - сказал высокий.
- Что это значит, “а!”?
- Ничего, - сказал высокий.
- Вы читали мои книги? - спросил Ричард Гордон.
- Да.