Ядляшуткипошелв
департамент.Начальникотделениядумал,чтояемупоклонюсьистану
извиняться, но я посмотрел нанегоравнодушно,неслишкомгневноине
слишком благосклонно, и сел на свое место, как будто никогонезамечая.Я
глядел на всю канцелярскую сволочь и думал: "Что,еслибывызнали,кто
между вами сидит... Господи боже! какую бы выералашьподняли,даисам
начальник отделения начал бы мне так же кланятьсявпояс,каконтеперь
кланяется перед директором". Передо мною положили какие-то бумаги,чтобыя
сделал из них экстракт. Но я и пальцем не притронулся. Через несколько минут
все засуетилось. Сказали,чтодиректоридет.Многиечиновникипобежали
наперерыв, чтобы показать себя перед ним. Но я ни с места. Когда он проходил
чрез наше отделение, все застегнули на пуговицы свои фраки; но ясовершенно
ничего! Что за директор! чтобыявсталпередним-никогда!Какойон
директор? Он пробка, а не директор.Пробкаобыкповенная,простаяпробка,
больше ничего. Вот котороюзакупориваютбутылки.Мнебольшевсегобыло
забавно, когда подсунули мне бумагу, чтобы я подписал.Онидумали,чтоя
напишу на самом кончике листа: столоначальник такой-то. Как бы не так!ая
на самом главном месте, где подписываетсядиректордепартамента,черкнул:
"ФердинандVIII".Нужнобыловидеть,какоеблагоговейноемолчание
воцарилось; но я кивнул толькорукою,сказав:"Ненужноникакихзнаков
подданничества!" - и вышел. Оттуда я пошел прямовдиректорскуюквартиру.
Его не было дома. Лакей хотел меня не впустить, но я ему такоесказал,что
он и руки опустил. Я прямо пробрался в уборную. Она сиделапередзеркалом,
вскочила и отступила от меня. Я, однако же, не сказал ей,чтояиспанский
король. Я сказалтолько,чтосчастиеееожидаеттакое,какогоонаи
вообразить себе не может, и что, несмотря накознинеприятелей,мыбудем
вместе. Я больше ничего не хотел говорить и вышел. О, это коварноесущество
- женщина! Я теперь только постигнул, что такое женщина. Досихпорникто
еще не узнал, в кого она влюблена: я первый открыл это. Женщинавлюбленав
черта. Да, не шутя. Физики пишут глупости, что она тоито,-оналюбит
только одного черта. Вон видите, из ложи первого яруса онанаводитлорнет.
Вы думаете, что она глядит на этого толстяка созвездою?Совсемнет,она
глядит на черта, что у него стоит за спиною. Вононспряталсякнемуво
фрак. Вон он кивает оттуда к ней пальцем! И она выйдет занего.Выйдет.А
вот эти все, чиновные отцы их, вот эти все, что юлят во все стороны илезут
ко двору и говорят, что они патриоты и то и се:аренды,арендыхотятэти
патриоты! Мать, отца, бога продадут за деньги,честолюбцы,христопродавцы!
Все это честолюбие, и честолюбие оттого, что под язычком находится маленький
пузырек и в нем небольшой червячок величиною с булавочную головку, и это все
делает какой-то цирюльник, который живет в Гороховой.
Я непомню,какего
зовут; но достоверно известно, что он, вместе содноюповивальноюбабкою,
хочет по всему свету распространить магометанство, и оттого уже, говорят, во
Франции большая часть народа признает веру Магомета.
Никакого числа.
День без числа.
Ходил инкогнито по Невскомупроспекту.Проезжалгосударьимператор.
Весь город снял шапки, и я также; однако же не подал никакоговида,чтоя
испанский король. Я почел неприличным открыться тут же при всех; потому, что
прежде всего нужно представиться ко двору. Меня останавливало только то, что
я до сих пор не имею королевскогокостюма.Хотябыкакую-нибудьдостать
мантию. Я хотел было заказать портному, но это совершенные ослы,притомже
они совсем небрегут своею работою, ударились в аферу и большею частию мостят
камни на улице. Я решилсясделатьмантиюизновоговицмундира,который
надевал всего только два раза. Но чтобы эти мерзавцы не могли испортить,то
я сам решился шить, заперши дверь, чтобы никто не видал. Я изрезал ножницами
его весь, потому что покрой должен быть совершенно другой.
Числа не помню. Месяца тоже не было.
Было черт знает что такое.
Мантия совершенно готова и сшита. Мавра вскрикнула, когда янаделее.
Однако же я еще не решаюсь представляться ко двору. До сих пор нет депутации
изИспании.Бездепутатовнеприлично.Никакогонебудетвесамоему
достоинству. Я ожидаю их с часа на час.
Числа 1-го
Удивляет меня чрезвычайно медленность депутатов. Какие бы причины могли
их остановить. Неужели Франция? Да, это самая неблагоприятствующаядержава.
Ходил справляться на почту, не прибыли ли испанские депутаты. Но почтмейстер
чрезвычайно глуп, ничего не знает: нет, говорит, здесь нет никаких испанских
депутатов, а письма если угодно написать, томыпримемпоустановленному
курсу.