НамалыхдетейумоторнойНатальи силыиюмора
достанет, а вот на взрослых..."
Встретясь, боевые командиры первымделом интересовалисьдруг у друга,
давно ли были письма из дому? На этот раз оказалось -- давно. Продвинулись к
рекестремительно,тылыпоотстали,военныепочтысгромоздкой,
сверхбдительной военной цензурой -- тоже.
--Слушай! -- словно впервые видя Зарубина, спохватился генерал, -- ты
все майор и майор?
-- Да вот забываю звездочки в военторге прикупить.
--Постой, постой! Ты юмором-то меняне дави.Всеравно Натальюне
переплюнешь!Она, брат,в письмахкакнапишетпродетокда просебя.
Обхохочешься.
-- Боюсь, что не до юмора сейчас ей.
-- Конечно.Нонеодной ей. Слушай, кумовья-политот-дельцы-сексоты
тебягрызут.Отчего?Ну... Ну,в общем-то,понятно.Характерец!Не ко
времени ты и не к месту, что ли?
-- Тебе лучше знать. Да и не беспокоит меня личное мое благополучие.
-- Не беспокоит, небеспокоит... Онисидели в горенкебелойхаты, в
совершеннонетронутомнемцемлесномхуторке.Здесь,поокраинам
березановских болотдобрые людивсорок первомгодупряталииспасали
раненыхсоветскихбойцовидонедавнеговременирасполагалсяштаб
партизанскойбригады,котораяпереместиласьзарекуиготовиласько
встречным,вспомогательным действиям. ИещеЛахонинсказал, должнабыть
выброшена в помощь партизанамдесантная бригада. Отборная, С начала войны в
тылу сиделадас учебныхсамолетиков сигала,готовилась кответственной
операции.
--Вродебывсезатеваетсяграндиозноиладно.Силыгромадные
сосредоточены, переправившисьчерезреку, хорошо бы с первого же плацдарма
рвануть на простор, к границе, а там и до логова недалеко.
-- Отчего в совсем неподходящем местеготовится переправа? Опять врага
обманываем, опять хотим врасплох его застать?
-- Я пока ещевсего плана операции не знаю, но догадываюсь, что первый
ударздесь не будетглавным.Великокриницкийплацдарм--скореевсего
вспомогательная операция.
--Удар,еще удар!--такзапутаем врага,что самим потом дай Бог
распутаться. И такие понесемпотери, что без запутывания обошлось бы вдвое,
может, и втрое легче.
-- Да,да,хотим хитро и сложновоевать. К хотенью побольше бы ума и
уменья, да вспомогательные службы отладить.
--У насже вон как отлажены карательныеслужбы,столько средстви
людей на них тратится, что больше никуда не хватает.
-- Слушай, тезка Суворова, ты хоть там-то, среди своих-то укрощай себя.
Ведь на каждого вояку по два стукача, на командира до пяти.
-- Ничего, как-нибудь обойдется.Всех неперебреешь, как говорит нами
вскормленный дивизионный парикмахер.
-- Вотон-то,болтун, вроденедотепа, -- иесть главныйинформатор
начальника политотдела. Ты знаешь, Мусенок в тридцать седьмом, будучи корром
"Правды", пересадил весь челябинский обком.
-- Как не знать. "Незаметно доводится до сведения". Он, Мусенок -- друг
и чуть ли не родственник Мехлиса. Они неустанно боролись и борются с врагами
народа.УМусенкажзаместителейи бездельников--толпа,они, будто
тунгусы, подбрасывают и подбрасывают топливо в костерок.
--Мехлис, Мехлис. Притих онпослетого, как погубилтриармии под
Керчью. Манштейн двумя танковыми корпусами и несколькими полевыми дивизиями,
подчинив их себе на ходу, показал Мехлису, что редактировать газету, пусть и
"Правду",вкаждом номеревознося подоблакабогасвоего, и воеватьс
фашистами-- две большие разницы. За подобный позор, занеслыханные потери
любогоизнас кстенке прислонилибы,но Мехлисиадмиралс красивой
фамилиейОктябрьский--выскочкаи жулик-- малымиспугомотделались.
Слушай,да нуихкаллаху!Сновапредлагаю тебедолжностьначальника
оперативного отдела.
-- И я снова отказываюсь. Нечего семейственность на фронте разводить.
-- Вотгляжу янатебя иудивляюсь: вроденеглупыймужик,ноне
понимаешь, что мне умные, свои люди здесь нужны.
-- Из дивизии возьми. Ты там такую селекцию провел.
-- Ага, ага,пусть в дивизии одниханыги останутся.А я вот возьму и
приказом тебя переведу.
-- Ладно. Так и быть. Но после того, как я сплаваю за реку. Не морщись,
не морщись. У меня разряд по плаванию.
-- Небось в бумагах записал?
-- Записал. А что?
-- А то, что умный, но тоже дурак. Только с обратной стороны, -- махнул
рукой Лахонин и, выйдя на низкое, из каменной плиты излаженное крылечко, где
возлепорога уземли веселым хороводом выпорхнули икружились беззаботные
цветы маргаритки, сложивруки,прокричал в лес: -- Эй, Алябьев! Пора! -- и
пояснил весело, потирая руки. -- Этоткомпозитор, умеющийиграть подгорную
на балалайке, мужик надежный.
-- Оттого, что надеется подле тебя уцелеть.
-- Ох и язва ж ты! Слушай, тезка Суворова, по всем правилам мне бы тебя
надо ненавидеть, а я вот...Слушай, -- приобнял он Зарубина, -- побереги ты
себя там, а?
-- Ты вроде как избываешь меня, а я начальнику штаба Понайотову сказал,
что ночевать у тебя останусь.
-- И ночуй. Отдохни ладом. В этаких кущах. Я отлучусь до ночи. Потомс
тобой наговоримся. Ругаться больше не будем. Эй, товарищ старший сержант! --
снова покричал он в кущи. -- Подать начальству умыться!
Из кущнаряднойгорлинкой выпорхнула скувшином,тазом,свышитым
рушникомна плече лучезарноулыбающаяся девица с ямочками на спело алеющих
щеках, спогонамистаршего сержанта на плечах.