."
***
Огуречнаягрядарасполагаласьближекворотам,чутьв стороне от
остальныхгряд ипочему-топопереквсего порядка. Ровными рядами,вроде
ступеней на городской пристани, катилисьовощные гряды до середины огорода.
На одной из них, самой доступной, чтоб ногами попусту другую овощьне мяли,
пышнозеленело ребячьелакомство--морковка.Две-тригрядыострились
стреламирепчатого лука. Следом, опустив серыеребристые стебли, вкрадчиво
шелестеллютый фрукт -- чеснок.В стороне оттенистых мест,чтобы солнце
круглоходило,и от огурцов подальше --огуреци помидор не сопутникив
роду-племениогородном--к лучинкам привязанытощие-претощиедудочки с
квелыми, аптечнопахнущимилистьями.Послепрелой избянойполутеми, где
росли они в ящиках и горшках, помидорные серенькие саженцы словно бы решали,
что им делать -- сопротивляться или помиратьв этойпростудной стороне? Но
вокруг так все перло изземли,такластилось к солнцу,что ипомидорные
дудкинесмелонаряжалисьв кружево листьев, пробнозажигалиодну-другую
бледнуюзвездочку цветка,а,вкусиврадостицветения,помидорные дудки
смелели, лохматились, зеленые бородавочки из себявымучивали, после уж, под
огородный шумок да под земельный шепоток,обвешивались щекастыми кругляками
плодов, и ну дуреть, ну расти -- аж пасынковать ихприходилось,обламывать
лишние побегииподпирать кусты палками,иначе обломятся, рухнут ветви от
тяжести.
"Под дубком, дубком свилась репа клубком", вечно у нее лист издырявлен,
обсосан--все нанее тлякакая-тонападает,лохмотьяинойразодни
останутся да стерженьки, но онавсе равно растет,выгуливает плотное тело,
понимая,что радость от нее ребятишкам. Как-то отчужденно, напористо растет
свекла, до порыдо времени никем не замечаемая, багровеет, кровью полнится;
пока еще шебаршит растрепанно, но тужитсязавязаться тугимузломкапуста.
"Небудь голенаста, будьпузаста!" -- наказывалабабка, высаживая квелую,
блеклую рассаду непременно в четверг, чтобы черви не съели. Широко развесила
скрипучие, упругие листья брюква, уже колобочком изземли начиная выпирать.
Обочьгрядсветятнакипьюцветовбобы,исбокуже,необижаясьна
пренебрежительноексебе отношение, крупно, нагло и совершеннобеззаботно
растутдородныередьки.Шеломенчихойих обзывает бабка. Шеломенчихой--
вырви глаз! Миром оттерли шелопутную бабку Шеломенчиху на край села, почти в
урем. А онаитамв землянухе своей безгоряживет, торгуясамогонкой,
твердо выполняя бабье назначение. "У тебя ведь и зубов-то уж нету почти што,
атывсе брюхатеешь!"--возмущались бабы.Шеломенчиха вответ:"Ешли
пошариться, корешок еще знайдется!.."
Забаней,возле старойчеремухиестьузенькаярасчудеснаягряда,
засеяннаявсякой всячиной.То бабкин каприз-- всякое оставшееся семя она
вольнымвзмахомразвеивала по"бросовой"грядке, громковозвещая:"Для
просящих и ворующих!"
У леса, спустившегося с гор и любопытно пялящегося через заднее прясло,
темнелаикудрявилась плетямитруженица картошка.
Она тоже цвела,хорошо
цвела,сиреневоибело,вбутонахцветков, похожихнагерани,ярели
рыженькие пестики,иогород был в пене цветов двецелые недели.Но никто
почему-тонезаметил,какцвелакартошка,лишьбабкасобраларешето
картонного цвету для настоя отгрыжи. Люди ждут не чемона подивит, а чего
она уродит. Так в жизни заведено -- оттруженика непраздничногонаряда и
увеселений требуют, а дел и добра. Его не славословят, не возносят, но когда
обрушивается беда -- на него уповают, ему кланяются и молят о спасении.
Ах, картошка, картошка! Ну разве можно пройти мимо, не остановиться, не
повспоминать?
Моемумальчикунедовелось умиратьот истощения вЛенинграде, даже
голодатьподолгунеприходилось,нообогородахосажденногогорода,
размещенныхна улицах, в парках, возле трамвайных линий и даже на балконах,
слышалоничитал.Да ивсвоихкраях повидалогороды военнойпоры,
вскопанныенаспех частонеумелыми, к земляной работе не способными руками.
Неодниленинградцылетомсорок второго года молитвенно кланялиськусту
картошки,дышалиостатнымгрудным тепломнакаждый восходящийиз земли
стебелек.
***
Первойвоенной весной мой мальчик, ставший подростком, учился в городе
и вместесфэзэошнойордоюбродилссакамипостуденой горной речке,
выбрасываяна берег склизких усачей,пескаришек,случалось, и хариус либо
ленокпопадался. Рыбакиделали своедело,грабители свое.Они лазили по
вскрытымлопатами косогорам ииз лунок выковыривали картошкуна уху, чаще
всегополовинки картофелинлибочетвертушки.Летом, когда всюду, дажев
дачном сосновом бору, меж дерев взошла картошка,приконченно рыдали и рвали
на себе волосы поседевшиеот войны эвакуированные женщины, необнаружив на
своихучасткахвсходов.Многиеизних на семеннойкартофельпроменяли
последние манатки, даже детские обуточки и платьица... И не становилась ведь
поперек горла та, омытая слезами, картошка!
Забыть бы прото черное дело,снять сдуши пакостный груз! Даразве
возможно наедине-то с собой лгать?
Если уж поуму да по совести и чести -- спаситель наш -- огород! Тут и
головуломатьнезачем.Вогородежетомсамоглавнейшийспаситель--
скромное, многотерпеливое существо, участью-долей схожее с русской женщиной,
-- картошка!
В честь картошки надобыпоставить памятник в России.Поставленыже
памятники гусям,спасшимРим.В Австралии будтобыестьпамятник овце.
Последнему волку Европы скульптуруизваяли! Нуеслиуж картошкемонумент
неловко, неэтичновоздвигать --плод все же, овощь,тогда тому, кто нашел
этотплод в заморских землях, выделилего среди прочихдиких растений,в
Россию завез и, рискуя головой, внедрял на русской земле. Был ведь в старые,
темные времена и картофельный бунт!
В горах и под горами, в болотах и песчаниках, на глине и камешнике, меж
дерев и в новине, на вспольях, на отвалах, на вырубках, на гарях, навсякой
бросовойпочвесамо собойвылазитнасветиживет растение,почти не
требующее ухода изабот-- прополи,окучь, и вседело.