Ода русскому огороду - Астафьев Виктор Петрович 7 стр.


."

***

Огуречнаягрядарасполагаласьближекворотам,чутьв стороне от

остальныхгряд ипочему-топопереквсего порядка. Ровными рядами,вроде

ступеней на городской пристани, катилисьовощные гряды до середины огорода.

На одной из них, самой доступной, чтоб ногами попусту другую овощьне мяли,

пышнозеленело ребячьелакомство--морковка.Две-тригрядыострились

стреламирепчатого лука. Следом, опустив серыеребристые стебли, вкрадчиво

шелестеллютый фрукт -- чеснок.В стороне оттенистых мест,чтобы солнце

круглоходило,и от огурцов подальше --огуреци помидор не сопутникив

роду-племениогородном--к лучинкам привязанытощие-претощиедудочки с

квелыми, аптечнопахнущимилистьями.Послепрелой избянойполутеми, где

росли они в ящиках и горшках, помидорные серенькие саженцы словно бы решали,

что им делать -- сопротивляться или помиратьв этойпростудной стороне? Но

вокруг так все перло изземли,такластилось к солнцу,что ипомидорные

дудкинесмелонаряжалисьв кружево листьев, пробнозажигалиодну-другую

бледнуюзвездочку цветка,а,вкусиврадостицветения,помидорные дудки

смелели, лохматились, зеленые бородавочки из себявымучивали, после уж, под

огородный шумок да под земельный шепоток,обвешивались щекастыми кругляками

плодов, и ну дуреть, ну расти -- аж пасынковать ихприходилось,обламывать

лишние побегииподпирать кусты палками,иначе обломятся, рухнут ветви от

тяжести.

"Под дубком, дубком свилась репа клубком", вечно у нее лист издырявлен,

обсосан--все нанее тлякакая-тонападает,лохмотьяинойразодни

останутся да стерженьки, но онавсе равно растет,выгуливает плотное тело,

понимая,что радость от нее ребятишкам. Как-то отчужденно, напористо растет

свекла, до порыдо времени никем не замечаемая, багровеет, кровью полнится;

пока еще шебаршит растрепанно, но тужитсязавязаться тугимузломкапуста.

"Небудь голенаста, будьпузаста!" -- наказывалабабка, высаживая квелую,

блеклую рассаду непременно в четверг, чтобы черви не съели. Широко развесила

скрипучие, упругие листья брюква, уже колобочком изземли начиная выпирать.

Обочьгрядсветятнакипьюцветовбобы,исбокуже,необижаясьна

пренебрежительноексебе отношение, крупно, нагло и совершеннобеззаботно

растутдородныередьки.Шеломенчихойих обзывает бабка. Шеломенчихой--

вырви глаз! Миром оттерли шелопутную бабку Шеломенчиху на край села, почти в

урем. А онаитамв землянухе своей безгоряживет, торгуясамогонкой,

твердо выполняя бабье назначение. "У тебя ведь и зубов-то уж нету почти што,

атывсе брюхатеешь!"--возмущались бабы.Шеломенчиха вответ:"Ешли

пошариться, корешок еще знайдется!.."

Забаней,возле старойчеремухиестьузенькаярасчудеснаягряда,

засеяннаявсякой всячиной.То бабкин каприз-- всякое оставшееся семя она

вольнымвзмахомразвеивала по"бросовой"грядке, громковозвещая:"Для

просящих и ворующих!"

У леса, спустившегося с гор и любопытно пялящегося через заднее прясло,

темнелаикудрявилась плетямитруженица картошка.

Она тоже цвела,хорошо

цвела,сиреневоибело,вбутонахцветков, похожихнагерани,ярели

рыженькие пестики,иогород был в пене цветов двецелые недели.Но никто

почему-тонезаметил,какцвелакартошка,лишьбабкасобраларешето

картонного цвету для настоя отгрыжи. Люди ждут не чемона подивит, а чего

она уродит. Так в жизни заведено -- оттруженика непраздничногонаряда и

увеселений требуют, а дел и добра. Его не славословят, не возносят, но когда

обрушивается беда -- на него уповают, ему кланяются и молят о спасении.

Ах, картошка, картошка! Ну разве можно пройти мимо, не остановиться, не

повспоминать?

Моемумальчикунедовелось умиратьот истощения вЛенинграде, даже

голодатьподолгунеприходилось,нообогородахосажденногогорода,

размещенныхна улицах, в парках, возле трамвайных линий и даже на балконах,

слышалоничитал.Да ивсвоихкраях повидалогороды военнойпоры,

вскопанныенаспех частонеумелыми, к земляной работе не способными руками.

Неодниленинградцылетомсорок второго года молитвенно кланялиськусту

картошки,дышалиостатнымгрудным тепломнакаждый восходящийиз земли

стебелек.

***

Первойвоенной весной мой мальчик, ставший подростком, учился в городе

и вместесфэзэошнойордоюбродилссакамипостуденой горной речке,

выбрасываяна берег склизких усачей,пескаришек,случалось, и хариус либо

ленокпопадался. Рыбакиделали своедело,грабители свое.Они лазили по

вскрытымлопатами косогорам ииз лунок выковыривали картошкуна уху, чаще

всегополовинки картофелинлибочетвертушки.Летом, когда всюду, дажев

дачном сосновом бору, меж дерев взошла картошка,приконченно рыдали и рвали

на себе волосы поседевшиеот войны эвакуированные женщины, необнаружив на

своихучасткахвсходов.Многиеизних на семеннойкартофельпроменяли

последние манатки, даже детские обуточки и платьица... И не становилась ведь

поперек горла та, омытая слезами, картошка!

Забыть бы прото черное дело,снять сдуши пакостный груз! Даразве

возможно наедине-то с собой лгать?

Если уж поуму да по совести и чести -- спаситель наш -- огород! Тут и

головуломатьнезачем.Вогородежетомсамоглавнейшийспаситель--

скромное, многотерпеливое существо, участью-долей схожее с русской женщиной,

-- картошка!

В честь картошки надобыпоставить памятник в России.Поставленыже

памятники гусям,спасшимРим.В Австралии будтобыестьпамятник овце.

Последнему волку Европы скульптуруизваяли! Нуеслиуж картошкемонумент

неловко, неэтичновоздвигать --плод все же, овощь,тогда тому, кто нашел

этотплод в заморских землях, выделилего среди прочихдиких растений,в

Россию завез и, рискуя головой, внедрял на русской земле. Был ведь в старые,

темные времена и картофельный бунт!

В горах и под горами, в болотах и песчаниках, на глине и камешнике, меж

дерев и в новине, на вспольях, на отвалах, на вырубках, на гарях, навсякой

бросовойпочвесамо собойвылазитнасветиживет растение,почти не

требующее ухода изабот-- прополи,окучь, и вседело.

Назад Дальше