Впереди все тявкала полковаяпушчонка, ужеодна. Смятая, растерзанная
траншеяпехотинцев веларедкийоружейныйогонь,дабулькал батальонный
минометтрубою, ивскоре ещедве трубы начали бросать мины.Обрадованно,
запоздало затрещал ручнойпулемет,астанковый замолчал,ибронебойщики
выдохлись.Изокопов то тут,то там выскакивалитемные фигуры, отнизко
севших плоских касок казавшиеся безголовыми, с криком,плачем бросалисьво
тьму, следом за своими, словно малые дети гнались за мамкой.
По ним редко стреляли, и никто их не догонял.
Заполыхали в отдалении скирды соломы. Фейерверком выплескивалось в небо
разноцветье ракет. И чьи-то жизни ломало, уродовало в отдалении. А здесь, на
позиции взводаКостяева, все стихло. Убитых заносилоснегом. На догорающих
машинахэрэсовцевтрещалиирвалисьпатроны,гранаты;горячиегильзы
высыпалисьизкоптящихмашин,дымились, шипелив снегу.Подбитыйтанк
остывшей тушей темнел надтраншеей,к нему тянулись, ползли раненые, чтобы
укрытьсяответра ипуль.Незнакомаядевушкасподвешеннойнагруди
санитарной сумкой делала перевязки. Шапку она обронила и рукавицы тоже, дула
на коченеющие руки. Снегом запорошило коротко остриженные волосы девушки.
Надо было проверять взвод, готовиться к отражению новой атаки, если она
возникнет, налаживать связь.
Старшинауспелуже закурить.Он присел накорточки-еголюбимая
расслабленная поза в минуту забвения иотдыха, смежив глаза, тянул цигарку,
изредка,безинтереса посматривалнатушу танка,темную, неподвижную, и
снова прикрывал глаза, задремывал.
- Дай мне! - протянул руку Борис.
Старшина окурка взводному недал, досталсначаларукавицывзводного
из-за пазухи, потомуж кисет, бумагу, неглядясунул,икогдавзводный
неумелоскрутилсыруюцигарку,прикурил,закашлялся,старшинабодро
воскликнул:
- Ладно ты его! - и кивнул на танк.
Борис недоверчиво смотрел наусмиренную машину: такую громадину! Такой
маленькой гранатой! Такой маленький человек! Слышал взводный еще плохо. И во
рту у него была земля, на зубах хрустело, грязьюзабилогорло. Он кашлял и
отплевывался. В голову ударяло, в глазах возникали радужные круги.
- Раненых...- Борис почистил в ухе.- Раненых собирать! Замерзнут.
-Давай,- отобрал у него цигарку Мохнаков, бросил ее в снег и притянул
за воротник шинели взводного ближе к себе.- Идти надо,- донеслось до Бориса,
и он снова стал чистить в ухе, пальцем выковыривая землю.
- Что-то... Тут что-то...
- Хорошо, цел остался. Кто ж так гранаты бросает!
СпинаМохнакова,погоныегобылиобляпаныгрязнымснегом.Ворот
полушубка,наполовину смясом оторванный, хлопался на ветру. Всекачалось
перед Борисом, иэтот хлопающийворотникстаршины,будтодоской, бил по
голове, не больно, но оглушительно.
Борис на ходу черпал рукой снег, ел его,
тоже гарью и порохом засоренный. Живот не остужало, наоборот, больше жгло.
Над открытым люкомподбитоготанка воронкойзавинчивалоснег.Танк
остывал. Позвякивало,трескаясь, железо, больно стреляловуши.Старшина
увидел девушку-санинструкторабез шапки, снял свою и небрежно насунул ей на
голову.ДевушкадаженевзглянуланаМохнакова,лишьнасекунду
приостановила работу и погрела руки, сунув их под полушубок к груди.
Карышев и Малышев, бойцы взводаБориса Костяева, подтаскивали к танку,
в заветрие, раненых.
- Живы! - обрадовался Борис.
- И вы живы! - тоже радостно отозвался Карышев и потянул воздух носищем
так, что тесемка развязанной шапки влетела в ноздрю.
- А пулемет наш разбило,- не то доложил, не то повинился Малышев.
Мохнаковвлезнатанк, столкнулв люк перевесившегося,ещевялого
офицеравчерноммундире,распоротомочередями, и тот загремел, будто в
бочке.На всякий случай старшина далв нутротанкаочередьиз автомата,
который успелгде-тораздобыть,посветилфонариком и, спрыгнуввснег,
сообщил:
-Офицерьянаглушило! Полнаутроба! Ишькакловко:мужика-солдата
вперед, на мясо,господа - под броню...- оннаклонился к санинструктору: -
Как с пакетами?
Та отмахнуласьот него. Взводный и старшина откопали провод, двинулись
по нему, но скоро изснегавытащили оборвыш и добрались до ячейки связиста
наугад. Связиста раздавило вячейке гусеницей.Тутжезадавленнемецкий
унтер-офицер.Вщепкирастерт ящичектелефона.Старшинаподобрал шапку
связиста, выбил из нееснег о колено инатянул наголову. Шапка оказалась
мала, она старым коршуньим гнездом громоздилась на верхушке головы старшины.
Вуцелевшейрукесвязистзажалалюминиевыйштырек. Штырькитакие
употреблялись немцамидлязакрепления палаток, нашими телефонистами- как
заземлители. Немцам выдавали кривые связистские ножи, заземлители, кусачки и
прочийнабор.Наши всеэто заменяли руками, зубами имужицкой смекалкой.
Штырьком связист долбилунтера,когда тот прыгнул нанегосверху, тут их
обоих и размичкало гусеницей.
Четыретанкаосталисьнапозициивзвода,вокругнихвалялись
полузанесенные снегом трупы. Торчали из свежих суметов руки, ноги, винтовки,
термосы,противогазные коробки,разбитые пулеметы, и все еще густочадили
сгоревшие "катюши".
- Связь!- громко и хрипло выкрикнул полуглухой лейтенант ивытер нос
рукавицей, заледенелой на пальце.
Старшина ибез него знал, что надо делать. Он скликал тех, кто остался
вовзводе,отрядил одного бойца к командиру роты, еслинесыщет ротного,
велел бежать к комбату.
Из подбитого танка добыли бензин, плескали егона снег, жгли, бросая в
костерприкладыразбитыхвинтовокиавтоматов,трофейноебарахло.