На нем голубая рубашка с серебряными запонками и флисовая жилетка.
– Ну, тогда нам полчаса где-нибудь погулять? – дразню я его.
– Кто последний сидел за этим монстром? – тычет Джереми во все клавиши.
– Все сверните, – говорю я, – сверните все!
– Свернуть? Ничего я не буду сворачивать! – тычет он в очередную кнопку.
– Делайте, как я говорю, Джереми, или не заработает, – настаиваю я.
– Черт возьми, Дженьюэри, мне одной жены хватает, – огрызается он, а потом наконец повинуется и находит нужную программу на рабочем столе. – А, ну вот же! Эврика!
– Эх, дедуля, дедуля, – вздыхает Грэм.
Джереми поворачивается к нему со словами:
– Да какой я тебе дедуля! Из нас двоих в ортопедическом кресле сижу не я.
– Знаешь, когда у тебя такие боли в спине, – огрызается Грэм, – еще и не на такое сядешь. И вообще, не так-то это просто – сидеть не двигаясь.
– Ага, ты сидишь, затаив дыхание, только на «Les Mis»! – подкалываю я его.
«Les Miserables» – любимый мюзикл Грэма, он его смотрел больше двадцати раз.
Я не могу сдержать смеха, вспомнив, как мы все в тот день бегали вокруг стола и пели «I dreamed a dream» из этого мюзикла.
– Ты что-то хочешь сказать нам, Дженьюэри? – спрашивает меня Уорд. Он постукивает ручкой по обложке своей записной книжки, и этот стук возвращает меня в реальность.
– Нет, нет, ничего, – поспешно ретируюсь я.
– Кто-нибудь знает, где Грэм? – Уорд смотрит на пустой стул напротив меня. И тут в зал влетает Грэм с батончиком мюсли.
– Простите, разговаривал по телефону с русским олигархом.
– Мы тут вообще-то о «Клок-Хаузе», хозяин – мистер Спэрроу, – чеканит Уорд, едва дав Грэму время сесть. – Что, клиентка позвонила?
– Да, – киваю я. – Оставила сообщение. Надин договорилась с ней на субботу, она приедет посмотреть дом.
– Я добавлю, – говорит Грэм. – У мистера Спэрроу рак. Предстательной железы. Между нами.
Уорд несколько раз нажимает кнопку на своей шариковой ручке.
– Зачем нам эта информация?
Джереми всегда говорил, что ни один нормальный человек никогда не будет продавать свой дом, если в его жизни не случилось чего-то ужасного.
– Правило трех «c»: смерть, расСтавание или срок по платежу, и ни в одной из этих трех вещей нет ничего смешного. Часто мы играем роль в сложном периоде жизни людей. Иногда этот период для них захватывающий и интересный; иногда – страшный, и им нужна наша поддержка.
– Мне показалось, что нужно об этом сказать, – парирует Грэм. – Ведь продажа должна пройти как можно более мягко, чтобы у мистера Спэрроу не было из-за этого лишнего стресса.
Я поднимаю руку, как будто я на уроке.
Уорд вздыхает.
– Да, Дженьюэри?
– Я согласна. Нужно быть в курсе того, что происходит в жизни клиента, – говорю я и ловлю взгляд Грэма, который одними губами говорит: «Спасибо».
– Как бы там ни было, главное – продать дом. Рак у его владельца или нет, – говорит Уорд и на секунду перестает мерить шагами зал для совещаний.
– Хотя намек понял, – признает он.
– Вычеркните из списка «Олд Рэктори», – говорит Люси, – хозяева снова вместе.
– Вместе?! При мне они вели себя как кошка с собакой! Надо же, – восклицает Грэм.
– Вместе?! При мне они вели себя как кошка с собакой! Надо же, – восклицает Грэм.
– Грэм, – предупреждает Уорд.
– Ее муж подумал, что у нее роман со мной, можете себе такое представить? – сообщает с обидой Грэм.
– Нет, – бормочет Уорд.
– Потребовал мое удостоверение личности. Видите ли, он правда не знал, что мы с его женой договорились о встрече. Слышали бы вы, как он несется по лестнице с криками: «Где этот ублюдок? Я его…»
– Достаточно, – прерывает его Уорд. – Прекрасно, что они помирились, но для нас это плохо, потому что мы потеряли дом.
Он удаляет из списка «Олд Рэктори» и спрашвает:
– Как насчет «Тод-Холла»?
Грэм скрещивает руки:
– Он никому не нравится. Лично я не удивлен – мало кто хотел бы жить рядом с дорогой, с ужасной компанией гномиков на лужайке. Но хозяин упорно не хочет снижать цену.
Уорд проводит рукой по волосам.
– Грэм, если он хочет продать дом, надо с ним пожестче. Что насчет фермы «Боллдаун»?
– Она выставлена на продажу, – говорит Люси, тоже проведя рукой по волосам. – Сегодня первые клиенты придут ее посмотреть.
Грэм строчит что-то в своем блокноте и передает его мне. Я читаю: «Л втюрилась в У?» Я смотрю на Люси, заметив, что она накрашена ярче, чем обычно.
Уорд что-то печатает на своем ноутбуке, и на экране появляется новый список домов.
– Как вы знаете, я недавно был в нескольких наших отделениях, и кое с какими домами не все гладко.
– В Севеноукс, например, – говорит Грэм. Потом закашливается и потирает спину.
– В точку. Что там насчет «Вайн»? – спрашивает Уорд. Это дом в Севеноуксе, который мы не можем продать уже полгода.
– Ничего, – говорит Грэм. – Я тактично намекнул хозяйке снизить цену. Она натравила на меня собак и показала на дверь. Совсем сбрендила.
Грэм изображает выражение лица сумасшедшего человека.
Улыбается даже Уорд.
– На этот раз, Грэм, я с тобой согласен.
Он снимает очки.
– Я пробежался по отчетности.
Грэм вздрагивает:
– А… га.
– За март мы участвовали в четырнадцати сделках, но домов получили только шесть.
– Благодаря мне, – утверждает Грэхэм, надувшись от важности. – Ну, пять из них благодаря мне.
Люси окидывает его взглядом, полным ненависти.
– Да, да, Грэм, без тебя мы бы пошли ко дну, но мы команда, – говорит Уорд. – Так вот, уже середина апреля, а весна – лучшее время для продажи недвижимости, поэтому нам нужно не меньше двадцати пяти сделок, из которых больше половины домов были бы наши. Что не так? Только не говорите мне про проблемы на рынке жилья. Наши конкуренты с вами не согласятся. У «Баркер и Гулдинг» дела намного лучше, чем у нас.
– Они крупнее, – ноет Грэм.
Уорд поднимает бровь.
– Размер компании – это не главное.
Он рассказывает, какие усовершенствования нам необходимы в нашем подходе к сделкам, а я снова мысленно переношусь в то время, когда директором был еще Джереми. Где-то год назад ему нужно было срочно делать операцию на коленном суставе. Он вернулся на работу из больницы, и почти сразу, в два часа дня, ему нужно было приехать на сделку в Ригат-Хис, что неподалеку от Доркинга и Ригата. Но Джереми приехал в офис гораздо раньше, чем мы его ждали.
– Что случилось? – спросила я, глядя, как мой начальник отчаянно выдавливает из упаковки обезболивающие таблетки.