Мне тоже не помешало бы такую.
– Нет, тебе она не нужна.
– Ошибаешься. Она нужна мне, потому что я чувствую себя неуклюжей рядом с другими женщинами. Это как код, которого я не знаю. – Она махнула рукой. – Но вернемся к твоему во-просу. Я попала в полицию случайно. Мне нравится работать с прессой и разговаривать с людьми, и эта работа была связана с полицейским управлением. Я подумала, что если закончу полицейскую академию, то буду иметь преимущество на конкурсе. И я знала, что смогу соответствовать физическим требованиям, поэтому подала заявление в академию, и вот я здесь. Мне всегда больше нравилась информационная сторона моей работы, чем полицейская.
– Мы вернем тебе твою работу, – пообещал он. – И мою тоже. Мы узнаем, что затевается и как конгрессмен вписывается во все это, и я напишу статью. Ты получишь копию до того, как она выйдет в газете. Ты будешь единственная, кто сможет ответить на вопросы, потому что ты все время будешь рядом со мной. Поняла? Если полиция захочет эффективный комментарий, то она получит его только от тебя. И если моя газета захочет материал, он должен будет выйти с моей фамилией. Иначе я пойду в конкурирующее издание. Ну, как тебе мой план?
– Слишком уж легко.
– Я не говорю, что это будет легко.
– По крайней мере, обещай мне, что все будет законно.
Он подумал о конгрессмене, подумал о Гасе. Особенно о Гасе, который связал их и сломал батарейку его мобильника. Подумал о кровавых полосках на запястьях Меган.
– Уточни, что значит законно. Стоит ли нам прибегнуть к карточкам?
– Барри, никакие карточки не заставят меня совершить что-то противозаконное. Я офицер полиции, и я верю в соблюдение закона и не нарушу своих принципов.
– Ты даже не представляешь, какая ты сексуальная, когда начинаешь ораторствовать о «правде, справедливости и американском пути».
– Я не ораторствую! – Она повысила голос. – И если ты так думаешь, то я сейчас же остановлю машину, ты выходишь и идешь пешком!
Но она не замедлила ход.
– Знаешь, а ты ведь проигнорировала сексуальную часть, – заметил он.
– Припаркуйся сама, чтобы можно было забрать машину в любой момент, когда потребу-ется. А еще тебе надо тряхнуть волосами, ослепительно мне улыбнуться, поблагодарить и повсюду излучать теплое сияние от сознания своей сексуальности.
– Не думаю, что я умею эффектно встряхивать волосами.
– Конечно, умеешь. – Его голос стал глубже, проникновеннее.
– Ну, что ж, спасибо.
– А где улыбка для меня?
Она обнажила зубы.
– Я приберегаю ее для служащего на стоянке.
Она свернула на подъездную аллею и поехала вдоль подозрительно длиной линии оранже-вых дорожных конусов. Не может быть, чтобы требовалось так много мест для парковки.
– Ладно, каков План? – спросила она, припарковавшись примерно милях в трех от входа в отель.
Она повернулась и обнаружила, что Барри рассматривает ее.
– Мне нужна карточка, – сказал он.
– Зачем?
– Затем, что я хочу знать, что тебе известно о конгрессмене Гэллоуэе такого, чего не знаю я.
– А, у меня есть как раз подходящая карточка. Подожди. Ага, вот она: «Ни за что на свете нельзя позволять Барри втягивать себя в ситуацию «ты мне – я тебе», в особенности, если дело касается информации, иначе непременно придется об этом пожалеть». Ха! – Она помахала перед ним карточкой.
Он следил за ней, как кот за раскачивающимся клубком, затем схватил карточку.
– То было тогда. А это сейчас. – Барри разорвал карточку. – Меган. – Его голос был низким и таким соблазнительно убедительным, что невозможно было устоять.
– Перестань пытаться манипулировать мной!
– Меган, расскажи мне все, что ты знаешь.
Я всего лишь хочу объединить нашу информа-цию для взаимной выгоды. – У него это звучало так логично. И так сексуально.
Она начала представлять иное объединение.
– Давай уже, отправляйся на свою репетицию. – Он потянулся за своим магнитофоном, но Меган остановила его руку. Когда он кивнул, показывая, что не будет записывать, она продолжила: – Имя конгрессмена всплыло в связи с другим арестом. Это выглядело очень рискованно. Один из детективов захотел узнать больше, потому что нельзя вот так походя бросить подозрение на члена конгресса. И он не хотел впутывать в это дело федералов. Поэтому он сам проверил кое-что, покопался глубже. Прошло несколько недель, а затем кто-то, должно быть, стукнул Гэллоуэю, потому что нам вдруг сообщили, что он сотрудничает с полицией в секретной операции. Но даты были указаны значительно более поздние, чем то время, когда детектив обнаружил его связь с известным торговцем наркотиками. Большой босс управляет из Хьюстона, «шишки» поменьше, хотя тоже довольно крупные, здесь, в Далласе. Для кристально чистого парня конгрессмен проводил многовато времени с определенными подозрительными фигурами. Детективу – нет, я не назову его имени! – не понравилось, как обернулось дело. Вмешались федералы, изъяли все его файлы, а его самого отстранили. Дело было передано другому детективу. Ужасно удобно для конгрессмена Гэллоуэя. Первый детектив пришел ко мне с этим после того, как все сорвалось прошлой осенью, и меня отстранили от должности. Но все равно остаются кое-какие концы, которые не стыкуются.
– Гм…
– Барри, это не подлежит оглашению.
– Гм…
Меган почувствовала, как в нее вонзились ледяные пальцы паники. Он этого не сделает! Нет, не сделает. Но нельзя забывать, что Барри есть Барри, и даже с его раскаянием она снова может остаться в дураках.
– Итак, что же знаешь ты? – Пусть только скажет, что ничего не знает. Пусть только по-пробует.
Барри не мигая уставился в пространство. Затем он повернулся к ней.
– У конгрессмена Гэллоуэя нет сестры.
Меган подождала, но он больше ничего не сказал.
– И это все? Это и есть твоя важная информация?
– Он солгал, Меган. Он сказал полиции в номере отеля, что чемодан его сестры тоже был обыскан. Они ждали ее приезда, чтобы выяснить, не пропало ли что. Но у него нет сестры.
– Может, он имел в виду невестку или свояченицу?
– Их у него тоже нет.
– Ну и что? – Меган внезапно разозлилась. – Я только что выложила тебе секретную ин-формацию, которую за пределами департамента никто не знает, а твоя большая новость – это то, что у конгрессмена нет сестры? Это не равноценно. Мне нужно больше.
– Мне тоже, – пробормотал он хрипловатым, низким голосом, который все сразу изменил.
Они уставились друг на друга в сгущающейся тишине. Между ними по-прежнему было напряжение, но напряжение иного рода. Надо открыть дверцу машины. Не надо смотреть, как глаза Барри затягивает поволокой.
Тут он наклонился к ней, скользнув ладонью вдоль ее щеки к затылку, притянул к себе и поцеловал. Пылко. Крепко.
И она ответила на его поцелуй. С таким же пылом.
Этот поцелуй случился потому, что он не мог ее не поцеловать. Он хотел ее. И она тоже хотела его. Барри обычно был таким любезным и обаятельным. Меган и подумать не могла, что в нем есть нечто такое примитивное, первобытное, даже жесткое. Подобные качества ни в коей мере не были присущи Барри, по крайней мере раньше. Теперь определенно были.
А эти неописуемые движения языка, которые делали ее совершенно беспомощной?! Она дала ему знать, что у нее в запасе тоже есть парочка приемов. Его руки сжали ее, прежде чем опуститься на плечи и спину, когда он попытался притянуть ее ближе. Но ближе не получалось. Мешала коробка передач, и, пожалуй, это было даже к лучшему.