В начале второй недели Герман как-то раз спустился вниз выпить кофе и обнаружил Эмбер, одетую для выхода, хотя в последние дни она, глядя на него, тоже не очень-то наря-жалась.
– Куда собралась?
– Поеду в деревню, а возможно, и дальше – это как пойдет езда по левой стороне. У нас продукты заканчиваются, так что меня, наверное, не будет целый день.
– Ты едешь одна?
– Я бы хотела поехать вместе, но как ты расстанешься с халатом? – Она думала сказать это в шутку, но вышло как обычно – сухо и натянуто.
Взглянув в зеркало, Герман ужаснулся: отросшие густые волосы всклокочены, щеки и подбородок покрыты щетиной, грязный халат давно нуждается в стирке. Но дело было не только в этом. Ему не хотелось никуда ехать, не хотелось ничего делать, потому что его мысли, поглощенные книгой, застряли в придуманном запутанном мире, который никак не хотел оживать на бумаге.
– Какой ужас! – вздохнул Герман и сел за стол. – К твоему возвращению я приведу се-бя в порядок, – пообещал он, прекращая пристрастный допрос.
– Хорошо, – улыбнулась Эмбер, подошла, положила руки ему на плечи и поцеловала в затылок. Даже через халат ее руки обжигали холодом. – Вот каково быть женой художни-ка, – не без ехидства пожаловалась она и начала осторожно массировать ему плечи, пока он не расслабился и не ощутил знакомое томление.
Эмбер, должно быть, почувствовала это и остановилась:
– Как дела у тебя в офисе?
– Я разрешил им звонить только в случае крайней необходимости – например, если наступит конец света. Так что пока новостей никаких. – Всю переписку и телефонные звон-ки он поручил Флорри, своему верному секретарю. Она проработала у него двадцать лет, хотя порой ей приходилось нелегко. Герман не скучал по работе и не испытывал желания выходить на связь – к своему удивлению и удовлетворению. Это означало, что его решение уехать в отпуск было верным.
– Их послушать, так конец света уже наступил. – Эмбер кивнула на маленький телеви-зор, включенный на канале Си-эн-эн. – Может быть, стоит все-таки позвонить и убедиться, что все в порядке.
– Сами позвонят в случае чего. Пока меня не будет, Джеффри отлично со всем спра-вится.
– У Джеффри нет твоих способностей. Ему нужны твои решения, твой разум.
– Вряд ли мне приятно слышать подобные отзывы о человеке, в чьих руках я оставил мою компанию, дорогая. – Слово «дорогая» наждачной бумагой заскребло во рту, и Герман поскорее глотнул кофе.
Эмбер пожала плечами:
– За все время, что мы здесь, ты ни разу не включал телефон и не проверял электрон-ную почту. Своего адреса ты не оставил. Как они должны с тобой связаться, если вдруг по-надобится твоя помощь? – Она стала собирать сумку.
Герман щелкнул пультом и выключил телевизор. Наступила полная тишина.
– Ты позвонил своей матери?
– Нет.
– Почему?
– Забыл.
– Позвони.
– Зачем? Что случилось?
Эмбер пододвинула стул и села напротив:
– Дела там неважные.
– Дела уже несколько дней как неважные, что могло измениться?
– Рак добрался до поджелудочной железы.
Герман задумался. Представил себе отца,
сельского нелюдима, которого заперли в частной городской больнице, отдали на ми-лость толпы образованных всезнаек, которые мнут его, колют иглами и говорят на непонят-ном языке.
– Твоя мать жалуется, что плохо разбирается в том, что ей говорят врачи. Она в пани-ке.
Мать, поистине жертвенная натура, дает, дает и никогда ничего не берет – и даже не хочет – взамен, смущаясь от самой мысли о такой возможности.
– Но с ней же девочки, – сказал Герман, хотя понятия не имел, кто с ней, и это скорее был вопрос, чем утверждение.
– Но с ней же девочки, – сказал Герман, хотя понятия не имел, кто с ней, и это скорее был вопрос, чем утверждение.
– Да, там Аннабел.
– Ну эта отпугнет любой рак!
– Она говорит, что по нескольку раз в день пытается до тебя дозвониться, – серьезно отвечала Эмбер.
– Я не включаю телефон, как ты сама сказала. И пусть, наконец, усвоит, что такое раз-ница во времени. Нет смысла звонить мне, когда здесь четыре утра. Да и чем я могу по-мочь? Ты же ее знаешь. Она считает, что весь мир – это Америка.
– Мне кажется, они просто хотят, чтобы ты вернулся, только и всего. Они не просят тебя о чуде.
– Но я не могу, мы всего неделю как приехали.
Эмбер встала, аккуратно отодвинув стул. Ее движения были настолько точны, что по-рой это раздражало. Вот как сейчас.
– Тебе купить что-нибудь?
– Нет, – буркнул Герман, однако, когда она была уже на пороге, спохватился. – Кофе и бумагу!
– Это хороший знак, – обрадовалась она. – А тетрадь уже закончилась?
Герман кивнул. Эмбер, подмигнув ему, вышла и захлопнула за собой дверь.
Еще бы ей не закончиться – корзина у стола была полна чистых скомканных листов, а он между тем не написал ни строчки.
В тот день Эмбер домой вернулась поздно, часов около восьми, влетела, блестя глаза-ми. Герман слышал, как она напевает, разбирая сумки с продуктами. В девять часов она поднялась наверх и вошла к нему – он сразу почувствовал запах свежего кофе и «Шанель № 5».
– Так и думала, что ты здесь. – Она поставила кружку с кофе на новую подставку и се-ла в кресло.
– Насколько я понимаю, ты нашла деревню.
– И не только. Я поехала дальше, потому что в деревне нет ничего, кроме почты, церк-ви и пивной. И приехала в Бат. Шикарное место! Ты должен там побывать. Я даже купила пару туфель.
– Рад, что ты снова становишься самой собой, – улыбнулся Герман.
– Я? – удивилась Эмбер. – Ты думаешь, что я… ладно, не обращай внимания. Как про-двигается рукопись?
– Хм…
– Дашь почитать?
– Нет. Пока нет. Я не закончил.
– А когда ты мне позволишь прочитать? Обещаю, что не буду говорить гадостей или критиковать – если ты сам не попросишь. Я не стану навязывать тебе свои идеи и все в та-ком роде, но я могла бы сказать, что мне нравится, а что нет. На твое усмотрение, в общем. Мне просто хочется прочитать. Я хочу, чтобы ты впустил меня в свой мир, а то у меня чув-ство, словно я тут лишняя.
Ну вот, опять… Лишняя, одинокая, несчастная – вся эта психологическая чушь.
Не дождавшись ответа, она прервала паузу следующим вопросом:
– Ты много успел написать?
– М-м… – замялся Герман, потому что не написал пока ни слова.
– Не подумай, что я тебя тороплю, хотя и не терпится узнать, когда мы поедем до-мой… Ты пока не решил? – Эмбер старалась говорить весело и непринужденно, будто из желания поддержать, помочь, но Герман понимал, что она имеет в виду.
– Поедем, когда закончу, – только и ответил он.
Она слабо улыбнулась:
– Спасибо. А ты… – Ее пальцы вдруг сосредоточенно затеребили юбку, нащупав тор-чащую нить. – Когда ты закончишь, мы ведь вернемся в Нью-Йорк? Мне казалось, таков был изначальный план, но теперь… я вижу, что ты привязался к этому месту…
– Мне тут нравится, – отрезал Герман. Здесь, на этом стуле, в кабинете с видом на зе-леные поля, куда он никогда не ходит и даже не собирается. – Вот и все.
– Хорошо, – улыбнулась Эмбер, но ее улыбка не коснулась глаз, отчего Герман одно-временно с ненавистью к себе ощутил желание остаться тут навеки. – Я купила тебе тет-радь.