– Вы… э-э? – Я состроила легкую игривую улыбку.
– Да, – глухо откликнулся он. – А вы Люси, – он протянул мне руку, – привет.
Я устремилась к нему широким бодрым шагом, изображая, что безумно рада встрече. Схватила его руку и энергично ее встряхнула, улыбаясь шире некуда, надеясь понравиться ему, доказать ему, что у меня все прекрасно, все просто великолепно. Он ответил вяло, ла-донь у него была липкая, и она быстро, как змея, выскользнула прочь.
– Ну вот, – сказала я с преувеличенным восторгом, – вот мы наконец и встретились.
Я села на покоцанный стул, сделала очень заинтересованное лицо и попыталась пой-мать его взгляд.
– Как поживаете?
Пожалуй, я слегка переусердствовала с восторженностью. Это место было слишком большим, пустым, безликим и унылым для подобного тона, но я уже не могла остановиться.
Он посмотрел на меня и сказал:
– И как я, по-вашему, поживаю?
Это было грубо. На самом деле грубо. Я оторопела и не знала, что сказать. Разве мож-но так разговаривать? А где вежливое притворство, попытка сделать вид, что мы нравимся друг другу, что мы оба счастливы быть здесь и непременно встретимся снова? Я невольно огляделась, надеясь, что никто нас не слышит.
– Тут никого нет, – обронил он, – по воскресеньям никто не работает. У каждого из них есть своя жизнь.
Я с трудом поборола желание нагрубить ему в ответ и вежливо поинтересовалась:
– А разве жизни других людей не работают в этом офисе?
– Нет. – Он смотрел на меня как на тупицу. – Я просто снял это помещение и не знаю, чем они тут занимаются. – Он кивнул на пустые клетушки.
И опять я растерялась и не понимала, как реагировать. Все шло не так, как следовало.
Он устало потер лицо.
– Я не хотел говорить грубости.
– Но сказали.
– Что ж, я сожалею. – В его словах не было ни грана искренности.
– Не похоже.
Молчание.
– Послушайте. – Он наклонился ко мне, и я, сама того не желая, отшатнулась. У него плохо пахло изо рта. Ужасно неловкая ситуация.
Он вздохнул и продолжил:
– Представьте, что у вас были друзья, всегда готовые поддержать и прийти на помощь. И вы всегда готовы были помочь им, но потом они стали делать это уже не так охотно, как раньше, и вы отчасти могли их понять, ведь у всех куча своих дел, но чем дальше, тем реже и реже они выручали вас, не обращая больше внимания на ваши убедительные просьбы. А затем вдруг однажды – пустота, никого нет. Хоп, и все. Вы пишете им письма, они не отве-чают, вы снова пишете, они снова не отвечают, и наконец вы пишете им еще раз, а они даже не хотят сделать вид, что готовы повидаться, так они заняты своей работой, друзьями и машиной. Каково бы вам было?
– Слушайте, я понимаю, что вы на меня намекаете, но это же ерунда какая-то. – Я за-смеялась. – Это просто нелепо, я бы никогда не поступила так с друзьями.
Он криво улыбнулся.
– Однако вы поступаете так со своей жизнью.
Я открыла рот, но не нашлась что сказать.
– Ладно, давайте начнем. – Он нажал на кнопку, чтобы включить компьютер.
Не сработало. Мы молча сидели в тишине, напряженные и скованные. Он снова нажал на кнопку, потом еще и еще, проверил розетку, выдернул из нее шнур, воткнул обратно.
– А вы проверьте…
– Я сам справлюсь, спасибо. Уберите руки, пожалуйста, убе…
–… проверьте вот это…
–… руки не надо туда…
–… вот это соединение здесь…
– Прошу вас, не встрева…
– Готово.
Я вернулась на свое место. Компьютер зажужжал.
Он потихоньку перевел дух.
– Благодарю вас.
Компьютер зажужжал.
Он потихоньку перевел дух.
– Благодарю вас.
Ничуть он не благодарен.
– Какого года этот ящик – восьмидесятого?
– Да, того же, что ваш пиджак, – ответил он, глядя в монитор.
– Детский сад, честное слово.
Я поплотнее запахнула пиджак. Скрестила руки на груди, положила ногу на ногу и отвернулась от него. Кошмар какой-то, в сто раз хуже, чем я себе и вообразить могла. Моя жизнь – мерзкий тип, хам и склочник.
– А вы себе как это представляли? – Он решил нарушить молчание.
– Никак я себе это не представляла, – раздраженно заявила я.
– Ну, что-то же вы об этом думали.
Я пожала плечами, потом вспомнила, что среди прочего представляла себе: мы с ним плывем на каноэ по живописной речке, он гребет, а я читаю сборник стихов, на мне широ-кополая шляпа и платье от Кавалли, которое я видела в журнале и которое мне не по карма-ну – так же, как и журнал. Еще я представляла, как буду давать интервью о своей Жизни: волосы уложены феном, тщательный макияж, контактные линзы, ниспадающее складками платье, выгодное освещение. Возможно, даже ваза с лимонами и лаймами на столе. Я вздох-нула и наконец посмотрела на него.
– Я думала, это будет похоже на сеанс у психотерапевта. Вы меня спросите про работу, про мою семью, счастлива ли я и всякое такое.
– Вы когда-нибудь ходили к психотерапевту?
– Нет.
Он пристально смотрел мне в лицо.
– Да. Один раз. Когда уволилась с работы. Я тогда еще бросила своего бойфренда и купила квартиру.
Он глядел на меня не мигая.
– Вас уволили. Ваш бойфренд ушел от вас, и вы снимаете студию.
Я слабо усмехнулась:
– Хотела вас проверить.
– Для пользы дела будет лучше, если вы не станете мне врать.
– Раз в конечном счете все сходится, то, значит, это и не вранье. Важен результат.
Он слегка повеселел, насколько в применении к нему можно говорить о веселье.
– Расскажите, как это у вас так получается.
– О'кей, если бы я сказала, что выиграла в лотерею, это была бы откровенная ложь, по-тому что у меня совсем нет денег, и мне пришлось бы жить как миллионерше, что было бы по меньшей мере сложно. Но когда я говорю, что уволилась, это не меняет сути, ведь я же правда там больше не работаю, и значит, мне не надо притворяться, что я туда хожу каждый день. А насчет того, что я купила новую квартиру, тоже не ложь, ведь живу я теперь в дру-гом месте.
– Вы забыли кое о чем упомянуть.
– О чем?
– О бойфренде.
– Ну, это то же самое. – Как ни странно, это я проговорила с трудом, потому что знала, он ждет от меня этих слов. – Сказать, что… я его бросила, – это все равно что сказать… по-нимаете… совсем наоборот…
– Что он вас бросил.
– Ну да.
– Потому что…
– Потому что в итоге все одно.
– Потому что…
– Потому что мы расстались.
И тут у меня на глаза навернулись слезы. Гадство. Предательские, подлые слезы. Уни-зительно, не то слово. Не помню, когда я последний раз плакала из-за Блейка. Я настолько зациклена на нем, что не могу даже говорить об этом.
Бывают такие ситуации: кто-нибудь вдруг начинает выспрашивать, а все ли у тебя в порядке, нет, ну что же все-таки не так – а что-нибудь всегда не так, – и ты начинаешь бе-ситься, и хочется сделать этому человеку физически больно. Именно так сейчас и было, он вынуждал меня произносить все эти слова, громко, вслух, пытался меня одурачить и заста-вить признаться в том, что, как он думал, я не хочу замечать. И было похоже, что это срабо-тало, что мне жалко себя. Ту себя, какая я есть, по его мнению, на самом деле. Но я не такая. Я в порядке.