— Я клиент «ДиКСи» и в курсе, кто входит в топ-менеджмент компании.
— Как-то нас мало для шестнадцати членов комьюнити, — хмыкнул Глеб. — Никого вы не напугали своей чумой, Генрих Иванович.
— Чума там не моя, — улыбнулся Дорн.
Он был приятным стариканом. В его манере одеваться было что-то филармоническое: клетчато-серый пиджак Marc O’Polo, синие джинсы и бордовая рубашка. Круглые весёлые глаза, нос крючком и копна седых волос делали его похожим на старого мудрого попугая.
— Боюсь, что сейчас даже для участников нашего комьюнити есть вещи поинтереснее, чем чума.
— То есть? — удивился Глеб.
Дорн поглядывал то на Орли, то на Бобса, но разговаривал только с Глебом. Он сразу считал расстановку персонажей: Борька — никто, Орли — тёмная лошадка. За всех тут говорит Глеб.
— Предполагаю, что новости вы смотрите в «ДиКСи-ньюсе»?
— Конечно, — согласился Глеб. — Сапожник заодно должен быть ещё и ходячей рекламой своих сапог.
— Что нам не интересно, того в мире не существует, — усмехнулся Дорн. — Солипсизм общества потребления. Уважаемый Глеб, Москва уже неделю живёт митингами. Сейчас это всем интересно и занимает с головой всех: и правозащитников, и простых граждан, и бизнес-элиту, и власть, и даже богему. «Богема на баррикадах» — такое не снилось и Делакруа. А чума никому не интересна. Даже тем, кто болен чумой.
— Но мне интереснее чума, — мрачно сказал Глеб.
— И мне, — улыбнулась Орли. — Хотя я журналист.
— А мне вообще всё по фиг, — заявил Борька. Он всё время пялился на Орли, и легко было поверить, что остальное ему по фиг.
— Поэтому, господа пользователи, «ДиКСи-ньюс» не показывает вам скучные для вас новости о массовых волнениях в Москве, вы про них ничего не знаете, и в вашем мире их не существует.
Каждому, бля, по потребностям, подумал Глеб.
— Наберите в «ДиКСи-поиске» «Митинги 2011», — предложил Дорн.
Глеб вздохнул, достал айфон, вывел поисковик «ДиКСи» и набрал предложенную фразу. «ДиКСи» выбросил дайджест из дюжины статей. Глеб пробежал глазами по заголовкам и ошалел: из «Коммерса» ушли Максима Ковальского и Демьяна Кудрявцева! Ни ф-фига себе! Это чё творится, если таких профи выдавливают?.. По работе Глеб немного знал Максима и Демьяна, надо позвонить им, всё выяснить, а то он, как дурак, прозевал такие дела… Ладно, позже. Глеб закрыл айфон:
— Генрих Иванович, давайте перейдём ближе к нашему делу.
Глебу стало неприятно, что его ткнули носом в недостатки семантического Интернета. Он торговал этим Интернетом, а торговать некачественным товаром некрасиво, неконкурентоспособно и вообще.
— Хорошо, Глеб Сергеевич, — улыбнулся Дорн.
Официант принёс кофе.
— Итак, господа, — подняв чашку, торжественно начал Дорн. — Я пригласил вас, чтобы сообщить вам…
— …пренеприятнейшее известие, — улыбаясь, закончила Орли.
Ей явно нравился артистичный и великосветский старик.
— Да! — просиял Дорн. — Пренеприятнейшее известие! У нас чума! Мы с вами участники комьюнити, которое зачумлено.
— И чё? — хмыкнул Бобс.
— А то, молодой человек, что чума — это смертельная, скоротечная и практически неизлечимая болезнь.
— Мы сдохнем, что ли, все?
— По теории — да! — Дорн осветил Бобса белизной прекрасных зубов.
— Ну ща, — скривился Бобс.
— Ну ща, — скривился Бобс. У него явно были другие планы.
— Чума — это бубоны, температура, судороги и так далее, — сказал Глеб. — А я чувствую себя прекрасно.
— Конечно, господа, речь идёт не о биологической чуме с обычной её клинической картиной. Я бы сказал, что речь идёт о ментальной болезни. Эпидемии, если хотите.
— Компьютерный вирус? — вскинулся Борька.
— Нет, компьютерный вирус повреждает компьютеры. Обычный вирус наносит органические повреждения. А нам повредили картину мира. — Дорн изящно постукал себя пальцем в лоб.
Глеб обратил внимание, что ноготь у Генриха Ивановича обработан до блеска и покрыт бесцветным лаком.
— Идеологическая диверсия? — заинтересовалась Орли. — Или, может, нейролингвистическое программирование?
— Браво, милая барышня! Но тоже нет. Идеологическая диверсия — системная ложь с определёнными целями. Эн-эл-пи, зомбирование, гипноз тоже подразумевают некую волю, которая руководит вами прямыми приказами или опосредованными установками. Всё это не то.
— Попробуйте объяснить через пример, — предложил Глеб.
Дорн изобразил глубокую грусть.
— Господа, я хотел бы избежать аналогий, — вздохнул он. — Дело в том, что сравнение — не аргумент, но всегда используется именно как аргумент. Потому предлагаю просто принять факт: комьюнити наносит своим участникам ментальную травму. Как и почему — это отдельный разговор. Но участники комьюнити начинают видеть феномены чумы и этим доводят себя до катастрофы.
— Все? — невинно спросил Бобс.
— Видимо, все. Но не единомоментно.
Глеб подумал про себя, про старуху-минетчицу в «девятке», про демона в клубе HLEB. Потом подумал про Орли и страшных мобберов, про Славу, загремевшего в больницу с психозом…
— А вы сами видели? — ухмыльнулся Борька.
И тут Дорн стал серьёзным и грустным.
— Увы, да, — признался он. — Иначе бы я не затеял эту встречу.
— А чего вы видели?
— Борька, это бестактно, — осадил Глеб.
— Да, Борис, о таких вещах не хочется рассказывать, — согласился Генрих Иванович. — Но вас, как я вижу, сия беда пока не зацепила?
— Я не шизанутый.
Дорн грустно вздохнул.
— И чего вы хотите? — спросила Орли. — Всех спасти?
— Я хочу выжить, я ведь тоже участник комьюнити. Для этого мне нужно понять, что произошло с комьюнити. А когда пойму, вероятно, смогу и обезопасить этот странный механизм уничтожения.
— Опасность, danger, — задумчиво произнесла Орли. — От этого ваша профессия называется дэнжеролог?
— Да. Я специалист по артефактам искусства и культуры, которые могут представлять опасность для людей. Мы с вами существуем в мире информации. Артефакты культуры — информационные комплексы огромной ёмкости. Если развернуть их безрассудно, можно пострадать. Видимо, это и произошло. Кто-то дёрнул гранату за кольцо.
Глеб закурил.
— Скажите, Генрих Иванович, — осторожно подступился он. — А вот эта вся чума — она реальна или нет?
— Что вы имеете в виду под реальностью? — Дорн по-лекторски поднял бровь. — Доказывают ли эти события существование бога, то есть трансцендентного?
— Если есть демоны, — значит, есть ангелы, — пожал плечами Глеб. — Если есть сатана, — значит, есть бог.
— Есть Максвелл и есть его демон.