– Ну, забивает он, надо сказать, тоже неплохо.
– Черт, как он тот крученый‑то завернул…
Голова пацана висела в сантиметрах двадцати от пола. Пора!
Так, теперь нужно закрепить концы веревки. Доски скамьи оказались пригнаны так плотно, что веревку в щель не просунешь. Не мог же он орудовать одной рукой, придерживая второй веревку? Нет, так не пойдет. Он неподвижно стоял, зажав в кулаке концы веревки и обливаясь потом. В маске было жарко. Хотелось ее снять.
Потом. Когда дело будет сделано.
О, второй крючок. Оставалось соорудить петлю. Пот заливал ему глаза. Он опустил тело мальчика на пол, чтобы ослабить веревку, и сделал петлю. Снова подтянул тело и попытался накинуть петлю на крюк. Веревки не хватило. Он снова опустил тело. Мужики за дверью притихли.
Да уходите же! Уходите!
В тишине он сделал новую петлю, подождал. Они снова заговорили. Боулинг. Успехи шведской женской сборной в Нью‑Йорке. Страйк, спэа; пот щиплет глаза.
Жарко. Почему так жарко?
Хокан накинул петлю на крюк и выдохнул. Да уйдут они когда‑нибудь?
Тело мальчика наконец‑то висело под нужным углом, оставалось лишь довести дело до конца, прежде чем он проснется, – Господи, пусть они уйдут! Но те погрузились в бесконечные воспоминания о том, как у кого‑то во время игры застрял большой палец в шаре для боулинга, и его пришлось вести в больницу.
Ждать он больше не мог. Хокан засунул воронку в канистру и приставил ее к горлу жертвы. Взял в руки нож. Когда он обернулся, чтобы пустить мальчику кровь, разговор снова затих. А глаза пацана были открыты. Широко распахнуты. Зрачки его метались из стороны в сторону, ища хоть какую‑нибудь зацепку, объяснение происходящему, пока не остановились на Хокане – раздетом догола, с ножом в руке. Какое‑то мгновение они смотрели друг другу в глаза.
Затем мальчик открыл рот и заорал.
Хокан отшатнулся назад и с влажным звуком стукнулся о стену кабинки. Потная спина скользнула по стенке, и он чуть было не потерял равновесие. А мальчик все орал. Его крик гулко разносился по раздевалке, отскакивая от стен, все нарастая так, что у Хокана заложило уши. Его рука крепче сжимала рукоятку ножа, в голове билась одна мысль – он должен положить конец этому крику. Перерезать горло, чтобы крик прекратился. Он опустился на корточки перед мальчиком.
В дверь заколотились:
– Эй! Откройте!
Хокан выпустил нож. Вряд ли кто‑то услышал его звон среди этого грохота и воплей пацана. Дверь пошатывалась от ударов, грозя сорваться с петель.
– Открывай! А то выбью дверь!
Все. Вот теперь все. Оставалось лишь одно. Звуки вокруг исчезли, поле зрения сжалось в узкий туннель, когда Хокан повернул голову к сумке. Сквозь этот туннель он увидел, как его рука погружается в сумку и вытаскивает стеклянную банку.
Он плюхнулся на задницу, не выпуская банку из рук, открыл крышку. Помедлил.
Вот сейчас, когда они откроют дверь. До того, как сдернут маску. Лицо.
Под звуки криков и ударов в дверь он думал о своей возлюбленной. О времени, проведенном вместе. Его любовь предстала перед его взором в образе ангела. Юного ангела, сошедшего с небес и простершего над ним крылья. Ангела, пришедшего, чтобы его забрать. Унести с собой. Туда, где они будут вместе. Навсегда.
Дверь распахнулась, ударившись об стену. Мальчик продолжал орать. В дверях стояли трое полуодетых мужчин. Они непонимающе смотрели на открывшуюся их взглядам картину.
Хокан медленно кивнул, словно принимая свою судьбу.
И с криком: «Эли! Эли!» – облил лицо серной кислотой.
*
Возрадуемся в Господе –
Хвала Тебе, Спаситель.
Возрадуемся в Господе –
Ведь Он наш Царь и Бог.
Стаффан аккомпанировал себе и матери на пианино. Время от времени они переглядывались и обменивались сияющими улыбками.
Время от времени они переглядывались и обменивались сияющими улыбками. Томми сидел на кожаном диване и страдал. Он обнаружил небольшую дыру на подлокотнике и теперь старательно ее расковыривал, пока мама со Стаффаном выводили свои рулады. Указательный палец все глубже погружался в поролон, и он размышлял, приходилось ли им заниматься сексом на этом диване. Под барометрами.
Ужин был ничего, маринованная курица с рисом. После ужина Стаффан показал Томми сейф, где он хранил свои пистолеты. Сейф оказался под кроватью, и Томми задался тем же вопросом, что и раньше: интересно, они здесь спят? Вспоминает ли мать об отце, принимая ласки Стаффана? Заводит ли его мысль о пистолете под матрасом? А ее?
Стаффан взял заключительный аккорд и подождал, пока музыка затихнет. Томми вытащил палец из теперь уже довольно внушительной дыры в диване. Мама кивнула Стаффану, взяла его за руку и присела рядом на банкетку возле пианино. Если смотреть оттуда, где сидел Томми, Дева Мария оказывалась прямо над их головами, будто они специально все так рассчитали.
Мама посмотрела на Стаффана, улыбнулась и повернулась к Томми:
– Томми, нам нужно кое‑что тебе рассказать.
– Вы что, женитесь?
Мама смутилась. Если они и репетировали эту сцену в мельчайших подробностях, эта реплика была явно не предусмотрена.
– Да. Что скажешь?
Томми пожал плечами:
– Ну женитесь.
– Мы думали… ближе к лету.
Мама вопросительно взглянула на него, словно ожидая встречного предложения.
– Летом так летом. Как скажете.
Он снова сунул палец в дыру и остался так сидеть. Стаффан подался вперед.
– Я знаю, что не могу… заменить тебе отца. Ни в коей мере. Но я надеюсь, что нам удастся… лучше узнать друг друга и… Как бы это сказать? Подружиться.
– А жить вы где будете?
Мама неожиданно погрустнела.
– Мы,Томми. Тебя это тоже касается. Мы пока не знаем. Подумываем купить виллу в Энгбю. Если ты не против.
– В Энгбю?
– Да. Как тебе такая идея?
Томми уставился на стеклянную поверхность стола, в которой мама и Стаффан казались полупрозрачными, как привидения. Он пошевелил пальцем в дырке, отковыряв кусок поролона.
– Дорого.
– В каком смысле?
– Вилла в Энгбю. Дорогое удовольствие. Больших денег стоит. У вас что, много денег?
Стаффан уже собрался что‑то ответить, как вдруг зазвонил телефон. Он погладил мать по щеке и проследовал в коридор. Мама села на диван рядом с Томми и спросила:
– Ты что, недоволен?
– Почему? Я в восторге.
Из коридора раздался голос Стаффана. Он казался взволнованным.
– Ах ты, черт… Конечно, сейчас приеду. А может… Нет, я еду. Ладно. Пока.
Он вернулся в гостиную.
– Убийца в спорткомплексе Веллингбю. В участке не хватает людей, так что мне нужно…
Он исчез в спальне, и Томми услышал, как открывается и закрывается сейф. Стаффан переоделся и через несколько минут вышел в полном полицейском обмундировании. Взгляд его казался слегка безумным. Он поцеловал мать Томми в губы и похлопал его по колену:
– Так я поехал. Когда вернусь – не знаю. Мы еще поговорим.
Он выскочил в коридор, мать бросилась следом.
До Томми донеслись обрывки фраз: «будь осторожен», «я тебя люблю» и «оставайся у меня». Он подошел к пианино. Сам не зная зачем, протянул руку и взял статуэтку стрелка. Она оказалась тяжелой, килограмма два. Пока мама и Стаффан прощались – да их это прикалывает: мужчина отправляется на войну, женщина плачет…– Томми вышел на балкон. Легкие наполнил прохладный вечерний воздух, и впервые за последние пару часов он вздохнул полной грудью.