Я осмотрел женщину. Потом подошел к столику и прочитал записку: Я так устала бояться. Ничего не осталось. Простите меня. Жанин.
Я поежился.
Поймите меня правильно: трупов за свою жизнь я понасмотрелся. Если уж на то пошло, мне доводилось видеть сцены преступлений, напоминавшие скорее бойню. И запахи мне встречались похуже этого: уж поверьте, вспоротое тело испускает такую вонь, что она кажется осязаемой. По сравнению со многими моими прошлыми делами эта картина представлялась почти что мирной. Обустроенной. Можно сказать, уютной.
Ничто в обстановке не говорило о том, что хозяйка квартиры умерла. Может, потому это и производило такое зловещее впечатление. За исключением трупа Жанин, квартира производила впечатление того, что хозяйка ее просто вышла перекусить.
Я побродил по квартире, стараясь ни к чему не прикасаться. Ванная и одна из спален оказались такими же, как гостиная: аккуратными, чуть тесноватыми, небогатыми, но совершенно явно ухоженными. Потом я заглянул на кухню. В раковине отмокали в давно остывшей воде тарелки. В холодильнике мок в маринаде из какого-то соуса цыпленок.
– Самоубийцы редко оставляют все готовым к обеду, правда? И посуду не складывают в раковину, чтобы помыть. Да и очки, как правило, снимают, разве нет?
Мёрфи издала горлом неопределенный звук.
– Никаких фотографий, – задумчиво продолжал я. – Ни семейных, ни выпускных, ни с отпуска в Диснейленде, – я повернулся к двери во вторую спальню. – Волос нет ни в сливе ванны, ни в мусорной корзинке. И компьютера нет.
Я отворил дверь во вторую спальню и зажмурился, чтобы не мешать другим органам чувств. Я обнаружил то, что и ожидал обнаружить.
– Она занималась магией, – тихо произнес я.
Свой личный алтарь Жанин устроила на низком деревянном столике у восточной стены. Приблизившись к нему, я ощутил легкое покалывание магической энергии – скорее не покалывание даже, а тепло, словно от почти полностью прогоревших углей. Собственно, энергии этой и раньше не было особенно чтобы много, а теперь, после смерти женщины, она и вовсе почти сошла на нет. Еще один восход солнца, и от нее не останется и следа.
На столе лежали в нужном, тщательно рассчитанном порядке несколько предметов: колокольчик; толстая тетрадь в кожаном переплете, возможно, дневник записей; старый оловянный кубок, простой, но без единого пятнышка, и маленький жезл из красного дерева с прикрепленным к одному концу медной проволокой куском хрусталя.
Единственный предмет производил впечатление совершенно здесь неуместного.
Очень, очень старый нож с узким лезвием, какие в эпоху раннего Ренессанса называли стилетами, лежал на ковре перед алтарем, нацелившись острием в противоположный угол спальни.
Я хмыкнул и, обогнув ковер, подошел к ножу. Нахмурившись, я подумал немного, потом скользнул взглядом от лезвия к рукояти. Прикинув в уме линию, я вернулся к двери и выглянул в гостиную.
Рукоять ножа показывала точно на тело Жанин.
Я снова подошел к ножу и, пригнувшись, проследил, куда показывает острие.
В точку на дальней стене.
Я оглянулся на Мёрфи – та остановилась в дверях спальни.
– Нашел что-нибудь? – поинтересовалась она.
– Пока не знаю точно. Подожди немного, – я подошел к стене и придвинул к ней ладонь с растопыренными пальцами, не касаясь ее. Потом зажмурился в попытке уловить следы сохранившейся в этой точке энергии. Я постоял так несколько секунд и опустил руку. – Что-то там такого есть, – сообщил я. – Но слишком слабое, чтобы распознать, не задействовав при этом Зрение. А мне до тошноты не хочется этого делать.
– И что тогда? – спросила Мёрфи.
– Только то, что придется лезть за инструментами. Сейчас вернусь, – я вышел, спустился к машине и достал из бардачка пластмассовую коробку для рыболовных снастей, с которой и вернулся в спальню покойной.
– Только то, что придется лезть за инструментами. Сейчас вернусь, – я вышел, спустился к машине и достал из бардачка пластмассовую коробку для рыболовных снастей, с которой и вернулся в спальню покойной.
– Это что-то новое, – заметила Мёрфи.
Я поставил коробку на пол и открыл ее.
– Понимаешь, я тут обучаю свою ученицу основам томатургии. Вот и приходится выезжать за город в целях безопасности, – я порылся в коробке и нашел, наконец, пластмассовую пробирку, заполненную крупинками металла. – Первые две-три недели я просто таскал все навалом в пакете, но потом привел немного в порядок – так удобнее.
– А что это? – спросила Мёрфи.
– Медные опилки, – ответил я. – Они проводят энергию. Если энергия там хоть как-то упорядочена, может, мне удастся это увидеть.
– А-а, это вроде как тальк для отпечатков, – поняла Мёрфи.
– Именно, – подтвердил я. Потом достал из кармана ветровки кусок мела и очертил им на ковре едва заметный круг. Усилием воли я замкнул его, и невидимый барьер отгородил меня от случайных потоков энергии, позволив сосредоточиться на заклинании. Формула, которую я собирался использовать, не из простых, по крайней мере, для меня, так что пытаться работать с ней без магического круга – все равно, что зажечь спичку на ураганном ветру.
Я закрыл глаза, сосредотачиваясь, и высыпал на правую ладонь унцию-другую медных опилок. Потом прошептал формулу заклинания, зарядив их энергией – совсем слабым зарядом, но и его хватило бы, чтобы они притянулись к сохранившим энергию участкам стены. Дождавшись, пока они зарядятся, я шепнул: – Illumina magnus, – разрушил круг, стерев линию носком башмака, и швырнул горсть опилок в стену.
Потрескивая электрическими разрядами, устремились они к стене и прилипли к ней. В воздухе запахло озоном.
Я придвинулся к стене и осторожно подул на нее, очистив от случайно прилипших опилок. Потом отступил на шаг.
Медные опилки выстроились в определенном порядке, изобразив на стене символы. Точнее, буквы: ИСХОД 22.18.
Мёрфи сдвинула брови, глядя на надпись.
– Строфа из Библии?
– Угу.
– Я не помню, – призналась она. – А ты?
Я кивнул.
– Такое трудно забыть: «Ворожеи не оставляйте в живых».
Глава ВТОРАЯ
– Выходит, это убийство, – произнесла Мёрфи.
– Похоже на то, – согласился я.
– И убийца хотел, чтобы ты узнал об этом, – она подошла ко мне и остановилась, хмуро глядя на стену. – Коп бы этого не обнаружил.
– Угу, – кивнул я. Пустая квартира издавала щелкающие звуки, какие издает, оседая на протяжении жизни, любой дом. Должно быть, покойная привыкла к таким звукам.
– И что? – в голосе Мёрфи звучало едва заметное, но все-таки облегчение. – Что мы здесь видим? Работу какого-то религиозного психа? Охотника на ведьм? Возрождение инквизиции?
– Использовавшего магию, чтобы оставить нам послание? – усомнился я.
– Мало ли на что способны психи, – Мёрфи нахмурилась еще сильнее. – А правда, как оно сюда попало, это послание? Такое мог оставить только человек, занимающийся магией?
Я мотнул головой.
– Тот, кто убил ее, мог потом просто окунуть палец в воду, что оставалась в кубке, и написал это им на стене. Вода высохла, а следы энергии остались.
– От воды? – удивилась она.
– От освященной воды, – поправил я. – Считай ее святой водой.