— Больше восьми фунтов, — гордо объявил Хейг.
Брюс посмотрел на ребенка. Чернокожие новорожденные красивы — у них не такой «ошпаренный» вид, как у белых младенцев.
— Жаль, что он не форель, — сказал Брюс. — Был бы мировой рекорд.
Хейг секунду тупо смотрел на него, потом запрокинул голову и расхохотался. Какой приятный звук. В Хейге что-то изменилось: он выше держал голову, в движениях появилась уверенность.
— Я тебе обещал рюмку, Майк, помнишь? — решил проверить его Брюс.
— Выпей ее за меня, я как-нибудь потом.
«Он не просто так сказал, — подумал Керри, глядя ему в лицо, — ему действительно уже не нужно».
— Получишь двойную порцию, как только вернемся в город. — Брюс взглянул на часы: — Уже одиннадцатый час, пора ехать.
— Я должен остаться, пока не отойдет наркоз, — возразил Хейг. — Вернетесь за мной утром.
Брюс задумался.
— Ладно. Пойдемте, Шермэйн.
Они ехали в Порт-Реприв, почти прижавшись друг к другу в темной машине. До въезда на дамбу оба молчали. Потом Шермэйн сказала:
— Хороший человек этот ваш доктор. Он как Поль.
— Кто это — Поль?
— Мой муж.
— А… — Брюс смутился. Имя больно ударило по шелковой ниточке его настроения.
Шермэйн продолжала тихим голосом, упорно глядя на дорогу, освещаемую фарами:
— Поль такого же возраста. Достаточно зрелый, научился пониманию. Молодые мужчины такие жестокие.
— Вы его любили. — Брюс говорил ровно, сдерживая ревность в голосе.
— Любовь по-разному проявляется, — ответила Шермэйн. — Да, я почти его любила. Очень скоро я бы полюбила его так… — Она осеклась.
— Как? — хрипло спросил Брюс.
«Ну вот, начинается, — подумал он, — опять я уязвим».
— Мы поженились всего за четыре месяца до… до лихорадки.
— И? — Брюс не сводил глаз с дороги.
— Мне нужно вам кое-что сказать. Я должна вам объяснить. Это очень важно. Будьте терпеливы со мной, выслушайте меня.
В ее голосе звучала такая мольба, что он смягчился.
— Шермэйн, можете мне не рассказывать.
— Я должна. Мне надо, чтобы вы знали. — Она помолчала немного и продолжила ровным тоном: — Я сирота. Родители погибли во время немецких бомбардировок, когда мне было всего несколько месяцев. Я их не помню, даже фотографий не осталось. — Ее голос задрожал, но она овладела собой. — Меня взяли к себе монашки, заменили мне семью. Но все равно это не то, какое-то чужое. У меня никогда не было ничего своего, личного.
Брюс коснулся ее холодной неподвижной руки.
«Теперь есть, — подумал он, — теперь у тебя есть я».
— Потом, — продолжала Шермэйн, — когда пришло время, монашки сосватали меня Полю Картье. Он служил инженером в «Юнион миньер дю О-Катанга» здесь, в Конго, — уважаемый человек, подходящий муж. Он прилетел в Брюссель, и мы поженились. Он был пожилой, как доктор Майк, но добрый и нежный, понимающий. Он не… — Она осеклась и, схватив Брюса за руку, повернула к нему серьезное и бледное лицо. Темные пряди скользнули по плечу. Шермэйн продолжила умоляющим голосом: — Брюс, вы понимаете, что я хочу вам сказать?
Брюс остановил машину у гостиницы и, не спеша выключив зажигание, медленно ответил:
— Думаю, да.
— Спасибо. — Распахнув дверцу, Шермэйн вышла из машины и по тропинке направилась к гостинице.
Темные пряди колыхались по белой рубашке в такт уверенным шагам длинных, обтянутых джинсами ног.
Брюс смотрел ей вслед, пока она не скрылась за двойными дверями. Затем нажал прикуриватель, вытащил сигарету из пачки и зажег. Выдохнув дым на лобовое стекло, Керри вдруг почувствовал себя абсолютно счастливым. Ему снова захотелось рассмеяться.
Он выкинул сигарету, вылез из «форда» и взглянул на часы: за полночь.
«Боже, как я устал. Как много всего произошло за сегодня. Перерождение — суровое испытание для нервов». Керри громко, с наслаждением рассмеялся, чувствуя, как смех медленно прорывается из груди в горло.
Заспанный Бусье в ночном халате ждал его в вестибюле.
— Приготовления закончены, мсье?
— Да, — ответил чиновник. — Женщины и двое детей спят наверху. Мадам Картье только что поднялась.
— Я знаю, — сказал Брюс, а Бусье продолжил:
— Как видите, весь мой гарнизон здесь.
Он обвел жестом людей, спящих на полу в вестибюле и баре.
— Хорошо, — сказал Брюс. — Отправимся с рассветом. — Он зевнул и потер глаза кончиками пальцев. — Где мой лейтенант, тот, рыжий?
— Он пошел к поезду, был очень пьян. После вашего отъезда нам пришлось с ним повозиться. — Бусье помедлил. — Он хотел подняться наверх, к женщинам.
— Черт подери. — Брюс почувствовал, как возвращается ярость. — Как вы справились?
— Ваш сержант-майор, большой такой, отговорил его и увел.
— Слава Богу, есть Раффи.
— Я приберег для вас спальное место. — Бусье указал на уютное кожаное кресло. — Вы, наверное, совсем без сил.
— Большое спасибо, — поблагодарил Брюс. — Я должен обойти посты.
13
Брюс проснулся от того, что Шермэйн, склонившись, щекотала ему нос. Керри спал в одежде, только расшнуровав ботинки. Каска и винтовка лежали рядом, на полу.
— А вы не храпите, Брюс, — торжественно объявила она, рассмеявшись тихим, с легкой хрипотцой, смехом. — Это хорошо.
Он с трудом поднялся, еще толком не проснувшись.
— Который час?
— Почти пять утра. У меня для вас завтрак на кухне.
— Где Бусье?
— Одевается. Потом будет помогать всем грузиться на поезд.
— У меня во рту как будто козел спал. — Брюс провел сухим языком по зубам.
— Тогда я не буду вас целовать, mon capitaine. — Она выпрямилась, в глазах еще прыгали смешливые искорки. — Ваши туалетные принадлежности на кухне. Я послала солдата, чтобы он принес их из поезда. Можете умыться над раковиной.
Брюс зашнуровал ботинки и прошел за ней в кухню, по дороге перешагивая через спящих.
— Горячей воды нет, — извинилась Шермэйн.
— Это меня волнует меньше всего. — Брюс подошел к столу и, открыв свой походный мешок, достал бритву, мыло и расческу.
— Я ограбила для вас курятник, — призналась Шермэйн. — Есть два яйца. Как их приготовить?
— Всмятку — дайте покипеть одну минуту.
Сбросив куртку и рубашку, Брюс наполнил раковину и стал плескать полные пригоршни воды на лицо и голову, фыркая от удовольствия. Затем, пристроив зеркальце между кранами, стал намыливать щеки. Шермэйн, присев на сушилку для посуды, смотрела на него с искренним интересом.
— Жаль, что вы сбреете бороду, — сказала она. — Она мне нравилась: похожа на шкуру выдры.
— Может быть, как-нибудь отращу специально для вас.