Его видели и прежде, но издали. Потом, среди волнующих событий, о нем забыли. Тем неожиданнее и удивительнее показалось всем его появление. То подошел сын боярский Власьев. Он стоял на носу коча, грузный, с лохматой бородой. На нем была темно-красная ферязь с петлицами из серебряного галуна. Кисти его кушака мотались по ветру. За кушаком торчал пистолет.
Власьев хотел стоять подбоченясь, но был вынужден держаться за снасти. Глухо стукнула рея спущенного паруса, и кочи сошлись бортами.
— Далеко же ты убежал, Васька, — насмешливо обратился Власьев к Бугру. — Ну что ж? Погуляли и будет. Приходится поворачивать.
— А уж это как наш приказный скажет, — спокойно ответил Бугор, показывая на Стадухина.
— Какой приказный? Ты мне тут шутки-то не вышучивай!
— Шутить-то он любит, — ответил за Бугра Стадухин, — да верно, что он моего полчаны. Я принял этих людей к себе. Они пойдут со мной на Погычу-реку.
Власьев побагровел.
— Ты что ж? Тоже бунтовать вздумал?
— Перво-наперво, ты мне не указчик, — гордо ответил Стадухин, заложив руку за пояс. — Я — сам по себе, ты — сам по себе. Ты мне не начальник. А воевода мне приказал принимать охочих людей, которым морское да ратное дело за обычай. Эй! — крикнул он. — Вознять парусы! Нам языки чесать недосуг!
Юшка Селиверстов, плюнув на ладонь, схватился за снасти.
— Стой! — исступленно закричал Власьев. — У меня тоже наказ! Вот он! Пограбленные кочи у беглых отобрать! Ворочай назад! Не то государево дело на вас будет!
Долго еще препирались Власьев со Стадухиным на качавшихся кочах. Тем временем небо помрачнело. Волны поднимались выше. На всех кочах выгребали против ветра. Время шло.
Стадухин понял, что не выдать людей — полбеды. Но краденый коч нужно отдать.
— Василий! — крикнул он, наконец, Бугру. — Вернись в Усть-Янское зимовье. Отдай ему коч. Сами же нартами идите на Индигирку, а оттуда на Колыму. Там меня найдете.
С этими словами он оставил Власьева и Бугра, поднял парус и погнался за Редкиным, коч которого был еле виден.
Редкин чувствовал себя все хуже и хуже. Он лежал в казенке почти без сознания, сжав бескровные губы.
Правил старый помор Кузьма. Он стоял у руля, высокий, со впалыми щеками и жидкой седой бородой. Половину людей Кузьма посадил за весла. Он торопился, пока ветер попутен, обойти Святой Нос. «А там, — думал он. — будет видно… Коль погода разыграется, укроюсь в Хромой речке…»
Так бежал он парусом и греблей целые сутки, видя за собой коч Стадухина. Утром следующего дня было сумрачно.
Облака низко летели над самым морем. Перемежаясь, шел дождь. Справа чернел берег, временами исчезавший за завесой дождя.
Святой Нос возник внезапно, выйдя из чамры вблизи коча. Кузьма обошел его, поглядывая вправо, где у скал кипели волны. Святой Нос остался позади, когда ветер внезапно стал северным. Началась буря, подобная той, что за тысячу верст от Святого Носа заставила дежневцев выброситься на берег.
Кузьма быстро спустил парус и посадил всех людей за весла. Он повернул против ветра, стремясь уйти от крутого и скалистого берега. Там — подводные камни и мели: на берег не выбросишься!
На свое счастье, Стадухин не успел обойти Святого Носа до начала бури. Обдаваемый брызгами волн, он стоял у руля, мрачно глядя на волны, воевавшие скалы Святого Носа. «Что делать? — думал он. — Обойти Святой Нос? При полуношнике навряд ли выберешься из-за него обратно… Нет! Носа обходить не буду. Но где ж этот Редкин?»
— Все на весла! — крикнул он.
— Назад? — кратко спросил Казанец.
— Назад? — кратко спросил Казанец.
— Вперед!
— За Нос?
— Нет. Глянем, не видно ли Редкина.
Долго и упорно борясь со встречным ветром, коч Стадухина вышел севернее Святого Носа.
— Вон он, Редкин-то! — воскликнул Селиверстов.
— Вишь ты, сколь далеко ушел! — произнес Казанец.
— Чуть виден, горемыка! — заговорили гребцы.
— Не выбраться ему, пожалуй, оттоле…
— Где там выбраться!..
Стадухин сразу понял всю безнадежность положения Редкина и невозможность ему помочь.
— Ивашка! Отмаши ему огнем, чтобы вернулся! — крикнул Стадухин.
Казанец зажег смолистый факел и махал им, пока судно не снесло к югу и коч Редкина не скрылся за Носом. Тогда Стадухин развернулся, поднял парус и, предоставив Редкина своей судьбе, подгоняемый бурей, помчался назад, к устью Яны.
Тем временем беглые казаки Редкина изнемогали в неравной борьбе со смертью.
Кузьма отлично понял огненную отмашку Стадухина. Он и сам был бы рад вернуться назад за Святой Нос. Там берег тянулся к югу и можно было бы с попутным ветром убежать от льда и спрятаться в устье Яны.
Кузьма направил коч к северо-западу. Но ему постоянно приходилось принимать на полуношник, так как ветер сносил коч к берегу. Лед подошел и колотил по кочу. Кузьме казалось, что стучится смерть, придя за своей добычей.
Волна за волной обрушивалась на коч. Промокшие, ослепляемые потоками воды, люди едва гребли. Их лица были строги, все работали молча. Мир сузился до палубы, скамьи, весла и надвигавшейся волны. Мысли, чувства, воля этих людей — все было сосредоточено на миге борьбы за жизнь.
Стемнело. Уж не было видно ни огненной отмашки Стадухина, ни берега. Ветер, косо летевшие хлопья снега да брызги волн мчались во тьме.
Иван Редкин метался в бреду, затворенный в казенке. Он был единственным человеком, не сознававшим ужаса минуты.
Коч встряхнуло. Треск проломленного днища был понят каждым мореходцем. Шум воды, врывавшейся в заборницы, заменил приказания. Люди устремились к карбасам.
В этот страшный час старый Кузьма не забыл о Редкине. Он бросился в казенку. Редкин лежал на полу. Его голова колотилась об углы ящиков. Кузьма вытащил кормщика на палубу. Карбас был уже спущен.
— Митрий! Принимай! — крикнул Кузьма и стал спускать Редкина.
Находившиеся в карбасе казаки подхватили бесчувственное тело своего начальника.
Вдруг палуба коча резко наклонилась. Столпившиеся у борта казаки полетели в воду. Мгновение — и коч опрокинулся, накрыв карбас.
Волна пронеслась над днищем коча. Когда она схлынула, не было ни коча, ни карбаса. В кипящей воде меж льдинами появилась голова, взметнулась рука.
Вскоре ничто не говорило о гибели коча, лишь льдины кружились и бились друг о друга со скрежетом и треском.
Добравшись до Усть-Янского зимовья, Стадухин узнал, что Бугор и сын боярский Власьев уже там. Власьев расположился в острожке, а беглые казаки разбили лагерь отдельно, недалеко от острожка, и перетаскивали к себе с коча отнятые у Колупаева грузы: муку, порох, свинец, топоры, сети.
Казаки не хотели отдавать грузы Власьеву. Бугор понимал, что, отдай он эти запасы, всем его людям либо придется умирать с голоду, либо отдаться Власьеву и вернуться в Якутский острог, в тюрьму. Без этих товаров не купить ни нарт, ни собак, ни лыж, ни зимней одежды.
Едва Стадухин сошел с коча, как его окружили беглые казаки. Стадухин был мрачен и едва отвечал им. Для него стало ясно, что этим летом не только до Погычи-реки, а и до Колымы не доберешься. Поход на Погычу откладывался на год. «А Дежнев! — думал Стадухин. — Не ушел ли уж он на Погычу? А вдруг да ушел?»
На что еще надеялся Стадухин, — на лед и бурю.