Я пообещала Лкетинге, что, если все пройдет гладко, уже на следующий день вечером я поеду обратно и послезавтра утром буду здесь. Когда я садилась в автобус, Лкетинга выглядел очень грустным. Он взял мою руку и спросил, действительно ли я вернусь. Я сказала, чтобы он не беспокоился, что я приеду, а там посмотрим, что делать дальше. Если ему не станет лучше, мы сходим к врачу. Он пообещал ждать и сделать все, чтобы его состояние не ухудшилось. Матату отъехал, у меня на сердце стало тяжело. Только бы все обошлось!
Когда я купила в Момбасе билет, до отъезда оставалось еще пять часов. Проведя восемь часов в дороге, я рано утром прибыла в Найроби. Чтобы выйти из автобуса, мне пришлось ждать почти до семи утра. Сначала я выпила чаю и взяла такси до здания визового центра, потому что не знала туда дорогу. В здании царил хаос. Черные и белые посетители толкались возле окошек, каждому было что-то нужно. Я с трудом разобралась в многочисленных формулярах, которые нужно было заполнить. Разумеется, на английском! Через некоторое время я их сдала и стала ждать. Прошло не меньше трех часов, прежде чем я услышала свое имя. Я от всей души надеялась, что получу нужную печать. Женщина за стойкой внимательно посмотрела на меня и спросила, почему я хочу продлить визу еще на три месяца. Как можно спокойнее я ответила: «Потому что я еще очень многого не увидела в этой чудесной стране, и у меня еще достаточно денег, чтобы остаться на три месяца». Она раскрыла мой паспорт, нашла нужную страницу и поставила огромную печать. Я получила визу и продвинулась еще на шаг вперед! Счастливая, я заплатила необходимую сумму и вышла из этого ужасного здания. Тогда я еще не предполагала, что мне придется входить в него так часто, что я начну его ненавидеть.
Купив билет на вечерний автобус, я пошла перекусить. День близился к вечеру. Я не спала больше тридцати часов и, чтобы не заснуть, немного погуляла по Найроби.
Боясь заблудиться, я ходила только по двум улицам. В семь часов вечера в городе стемнело, и по мере того, как закрывались магазины, в барах «просыпалась» ночная жизнь. Оставаться на улице становилось опасно, встречавшиеся мне прохожие становились все более мрачными. О том, чтобы пойти в бар, не могло быть и речи, поэтому я вошла в ближайший «Макдоналдс» и просидела в нем оставшиеся два часа.
Наконец я села в автобус до Момбасы. Водитель жевал мираа. Он гнал как бешеный, и мы добрались до цели за рекордное время, оказавшись в Момбасе около четырех часов утра. Мне снова пришлось ждать, пока на северное побережье не поедет первое матату. Мне не терпелось узнать, как там Лкетинга.
В деревню масаи я приехала, когда еще не было и семи часов. Поскольку все еще спали, а чайный дом был закрыт, я стала ждать возле него, потому что не знала, в какой из хижин находится Лкетинга. В половине восьмого пришел владелец чайного дома. Я села и стала ждать чай. Он принес его мне и сразу исчез на кухне. Затем пришли несколько воинов и сели за стол. Они выглядели подавленными и молчали. Вероятно, это потому, что еще очень рано, подумала я.
В начале девятого я не выдержала и спросила хозяина, где Лкетинга. Он покачал головой и снова исчез. Через полчаса он сел за мой столик и сказал, чтобы я возвращалась на южное побережье, так как ждать его здесь бесполезно. Я удивленно спросила – почему? «Его здесь больше нет. Этой ночью он уехал домой», – объяснил мужчина. Мое сердце сжалось в комок. «Домой на южное побережье?» – наивно спросила я. «Нет, домой в Самбуру-Маралал».
В отчаянии я вскричала: «Нет, не правда! Он здесь, скажите – где он?» Два воина поднялись из-за соседнего стола, подошли ко мне и стали меня успокаивать. Бешено отбиваясь от их рук, я что есть мочи кричала по-немецки: «Проклятые хитрые подонки, вы все это спланировали!» Слезы ярости струились по моему лицу, но на этот раз мне это было совершенно безразлично.
Я была так разгневана, что мне хотелось кого-нибудь убить. Они посадили его в автобус, зная, что я приеду тем же рейсом, только в обратном направлении, в то же самое время. Где-то в пути наши автобусы пересеклись. Я не могла в это поверить. Какая подлость! Как будто они не могли подождать восемь часов! Возле чайного дома стали собираться зеваки, и я, чувствуя, что теряю над собой контроль, пулей выскочила из него. Я понимала, что они все заодно. Охваченная грустью и яростью, я вернулась на южное побережье.
Я пришла в отчаяние и не знала, чему, а главное, кому верить. Лишь интуиция подсказывала мне, что Лкетингу отправили домой вопреки его воле. В тот же вечер мою хижину посетили первые «ухажеры». Один из воинов недвусмысленно выразил свои намерения и сказал, что он мне необходим как бойфренд, поскольку Лкетинга стал «crazy» и больше не вернется. Разгневанная такой наглостью, я выгнала всех прочь. Когда я рассказала об этом Присцилле, она лишь рассмеялась и объяснила, что это нормально, не нужно принимать все так близко к сердцу. Судя по всему, даже она не понимала, что я бросила все и так круто изменила свою жизнь ради одного Лкетинги.
На следующий день я написала письмо его брату Джеймсу в Маралал. Возможно, ему было известно больше, чем мне. Ответ я могла получить не ранее чем через две недели. Долгих две недели, в течение которых я буду оставаться в неведении и сойду с ума! На четвертый день я не выдержала и решила тайком уехать в Маралал. Что делать дальше, я придумаю там, но я не сдамся, они еще меня узнают! Даже Присцилле я ничего не сказала, потому что больше никому не верила. Когда она ушла на пляж торговать кангами, я собрала чемодан и исчезла в направлении Момбасы.
В очередной раз преодолев тысячу четыреста километров, я через два дня приехала в Маралал. Я поселилась в том же отеле за четыре франка в сутки, и владелица, увидев меня, очень удивилась. В своем скромно обставленном номере я легла на койку и подумала: что дальше? На следующий день я решила пойти к брату Лкетинги.
Я с трудом уговорила директора, и он привел Джеймса. После того как я ему все рассказала, он ответил, что готов отвести меня к своей матери, но для этого ему нужно получить разрешение. После долгих раздумий директор все же согласился, при условии, что я поеду с Джеймсом в Барсалой на машине. Довольная тем, что мне удалось добиться так многого с помощью своего скудного английского, я вернулась в Маралал и стала узнавать, у кого есть машина. Немногочисленные владельцы автомобилей почти все были сомалийцами. Когда я называла пункт назначения, надо мной или смеялись, или заламывали астрономическую сумму.
На второй день поисков я случайно встретила моего тогдашнего спасителя Тома, который нашел и привел моего масаи. Ему тоже хотелось узнать, куда пропал Лкетинга. Он меня внимательно выслушал и сказал, что попробует раздобыть автомобиль, потому что из-за цвета моей кожи сумма проезда увеличится в несколько раз. И действительно, вскоре после полудня мы оба уже сидели в «лендровере», который он арендовал вместе с водителем за двести франков. Перед отъездом я сообщила Джеймсу, что его помощь мне не понадобится.
«Лендровер» проехал по Маралалу и свернул на пустынную красную дорогу. Вскоре мы оказались в непроходимом лесу с огромными деревьями, опутанными лианами. Лес был такой густой, что видимость составляла не более двух метров. Да и дорогу через некоторое время мы узнавали только по колее. Все вокруг заросло. Сидя на заднем сиденье, я почти ничего не видела. Только временами, на крутых поворотах, я замечала, что дорога то резко поднимается вверх, то спускается вниз. Через час мы выехали из леса и оказались у каменистого склона. Уж дальше-то мы точно не проедем, подумала я. Мои спутники вышли из машины, отодвинули несколько камней, и «лендровер» медленно загромыхал по заваленной камнями дороге. Здесь я окончательно убедилась в том, что цена за проезд вовсе не была завышена.