Через некоторое время к моей постели подошли два врача. Они сказали, что у меня острая малярия, но помочь они мне не в силах, потому что нет лекарств. Все, что они могут, – это дать мне какие-то таблетки. Мне нужно много есть и спать. От одного слова «есть» мне стало плохо, а заснуть под такие крики и стоны было невозможно. Лкетинга сидел на краю кровати и беспомощно смотрел на меня.
Вдруг в нос ударил резкий запах капусты. Мой желудок скрутило. В поисках какого-нибудь сосуда я в отчаянии схватила кувшин для воды, и меня вырвало. Лкетинга поддерживал кувшин и меня, одна бы я точно не справилась. В тот же миг у кровати возникла черная медсестра, вырвала у меня из рук кувшин и сунула вместо него парашу. «Зачем ты это делаешь? Это для питьевой воды!» – закричала она. Я чувствовала себя жалкой и беспомощной. Запах капусты исходил от каталки с едой. На ней стояли жестяные миски, которые заполнялись рисово-капустной массой. Миску ставили возле каждой кровати.
Измученная рвотой, я легла на кровать и зажала нос рукой. Есть я не могла. Первые таблетки я выпила примерно час назад, и теперь все мое тело чесалось. Зуд сводил меня с ума. Лкетинга сказал, что на моем лице появились пятна и прыщи. Я задрала юбку, и мы увидели, что ноги тоже покрыты гнойничками. Лкетинга позвал врача. Видимо, у меня была аллергия на таблетки. Однако врач не мог предложить мне других средств, потому что все медикаменты кончились и они со дня на день ожидали новой поставки.
Лкетинга ушел вечером. Он хотел перекусить и надеялся встретить кого-нибудь из Барсалоя, чтобы узнать, когда начнется большой праздник. Я смертельно устала и хотела только спать. Мое тело взмокло от пота, градусник показывал сорок один градус. Из-за большого количества выпитой жидкости мне захотелось в туалет. Но как туда добраться? Туалетный домик находился примерно в тридцати метрах от входа в больницу. Как пройти такое расстояние? Я медленно спустила ноги на пол и надела пластиковые сандалии. Опираясь на кровать, я встала. Мои ноги дрожали, я могла упасть в любой момент. Собрав все силы, я стала осторожно пробираться от кровати до кровати к выходу. Тридцать метров до туалета казались мне почти непреодолимым препятствием, и последние несколько метров я почти ползла, потому что держаться было не за что. Стиснув зубы, я все же добралась до туалета. Однако в нем нельзя было сидеть, нужно было присаживаться на корточки. Чтобы не упасть, я изо всех сил вцепилась в каменные стены.
Я еще никогда в жизни серьезно не болела и ужаснулась, осознав, насколько я слаба. У двери в туалет стояла беременная женщина масаи. Заметив, что я, боясь упасть, не выпускаю из рук дверь, она молча довела меня до входа. Я была ей так благодарна, что расплакалась. Я с трудом добралась до своей кровати и разрыдалась. Ко мне подошла медсестра и спросила, что у меня болит. Я покачала головой и почувствовала себя еще более жалкой. Наконец через некоторое время я заснула.
Ночью я проснулась. Ребенок в кроватке истошно кричал и бился головой о решетку. К нему никто не подходил, и я едва не сошла с ума. Я провела в больнице уже четыре дня и чувствовала себя отвратительно. Лкетинга часто навещал меня. Он выглядел тоже очень плохо, потому что хотел домой, но боялся оставить меня здесь одну. Кроме витаминов, я ничего не ела. Медсестры ругали меня, но каждый раз, когда я что-то клала в рот, меня начинало тошнить. У меня жутко болел живот. Однажды Лкетинга принес красиво поджаренную козью ногу и в отчаянии попросил, чтобы я ее съела. Тогда, сказал он, я обязательно поправлюсь. Но я не смогла. Разочарованный, он ушел.
На пятый день пришла Юта. Кто-то сказал ей, что в больнице лежит белая. Увидев меня, она пришла в ужас и сказала, что мне нужно немедленно перебираться в миссионерский госпиталь в Вамбу. Я не понимала, зачем переезжать в другой госпиталь, ведь они все одинаковые, а четыре с половиной часа в дороге я все равно не выдержу. «Если бы ты себя видела, ты бы поняла, что тебе нужно отсюда бежать.
«Если бы ты себя видела, ты бы поняла, что тебе нужно отсюда бежать. Прошло пять дней, а они не дали тебе ни одного лекарства? Значит, они ценят тебя меньше, чем бездомную козу. Может быть, они вообще не хотят тебя лечить», – сказала она. «Юта, пожалуйста, отвези меня в отель. Я не хочу здесь умереть, а до Вамбы по таким дорогам я все равно не доеду. Я даже держаться не могу!» Юта поговорила с врачами. Они не хотели меня отпускать. Только после того, как я подписала какую-то бумагу и всю ответственность взяла на себя, они подготовили бумаги для выписки.
Тем временем Юта нашла Лкетингу, и они, подхватив меня под руки, потащили по деревне. Прохожие останавливались и внимательно нас разглядывали. Мне было очень стыдно.
Но я хотела бороться, хотела жить. Я попросила Юту и Лкетингу отвезти меня в сомалийский ресторан, в котором собиралась попробовать съесть порцию печени. Ресторан находился примерно в двухстах метрах от отеля, но я еле до него дошла. Я повторяла про себя: «Коринна, у тебя получится! Ты должна дойти!» Измученная, но гордая собой, я села за столик. Сомалиец, увидев меня, тоже пришел в ужас. Мы заказали печень. Когда я взглянула на тарелку, мой желудок снова возмутился, но я переборола себя и начала медленно есть. Через два часа тарелка была почти пуста, и я стала убеждать себя в том, что чувствую себя отлично. Мы вернулись в отель, и Юта с нами попрощалась. Она сказала, что зайдет завтра или послезавтра. Я до вечера просидела на солнышке перед отелем. Как же было приятно чувствовать тепло!
Вечером я легла в постель, медленно съела морковь и была очень горда своим прогрессом. Мой желудок успокоился, меня больше не тошнило. «Коринна, ты идешь на поправку!» – с надеждой подумала я и уснула.
Рано утром Лкетинга узнал, что церемония уже началась. Эта новость его очень взволновала, и он хотел немедленно отправиться домой, чтобы успеть на праздник. Однако я ехать еще не могла, а если бы он пошел пешком, то все равно пришел бы лишь на следующий день.
Он много думал о маме, которая ждала его и не знала, что с нами приключилось. Я пообещала, что мы поедем на следующий день. За оставшиеся сутки я надеялась набраться сил настолько, чтобы хотя бы суметь удержать руль. За пределами Маралала машину мог вести и Лкетинга, но в поселке – с таким количеством полицейских – это было слишком опасно.
Мы пошли к сомалийцу, и я снова заказала печень. На этот раз почти все расстояние до ресторана я прошла сама. Есть было намного проще, чем в прошлый раз. Медленно, но верно в мое тело возвращалась жизнь. Живот стал плоским, а не впалым, как во время болезни. В отеле я в первый раз за долгое время посмотрела на себя в зеркало. Мое лицо очень изменилось. Глаза казались огромными, скулы резко выделялись. Перед отъездом Лкетинга приобрел несколько килограммов жевательного табака и сахара, я купила рис и фрукты. Первые несколько километров дались мне очень тяжело, потому что мне постоянно приходилось переключаться с первой скорости на вторую, а нажимать на педаль сцепления не было сил. Лкетинга сидел рядом и помогал, надавливая на мое бедро рукой. Этот отрезок пути я преодолела как во сне. Через несколько часов мы добрались до места, где проходил праздник.
Мы разгрузили машину и оставили ее перед входом в крааль. Весь путь до маньятты мамы был усеян коровьими лепешками. Жители крааля привели сюда всех своих животных, которые в данный момент паслись и должны были вернуться к вечеру. Мы попили чаю, и мама стала что-то возбужденно обсуждать с Лкетингой. Позже я узнала, что мы пропустили два из трех праздничных дней. Мой любимый выглядел подавленным и растерянным. Мне было его очень жаль. Мама сказала, что совет старейшин решит, допускать его до участия в празднике или нет и вообще что делать дальше. Мама, которая тоже входила в этот совет, переходила от одной маньятты к другой, надеясь обойти всех самых важных мужчин.