– Не помню, говорил ли я вам, – сказал Таварес, – что наши журналисты удивляются, как вы молодо выглядите.
Лолита не смотрела на Гийома, но, когда гости садились за стол, он оказался рядом с нею и тихо спросил:
– Вы не сердитесь на меня?
Еще произнося эту фразу, он чувствовал, как неловко она звучит, но Долорес ответила с искренним удивлением:
– Я?.. Но за что мне на вас сердиться?
После обеда, весьма оживленного, где Фонтен всех очаровал своими рассказами о путешествии в Бразилию и Аргентину, Лолита, которая по просьбе
». Его очень тронуло, что в день отъезда она собрала столько предметов, которые могли бы доставить ему удовольствие. «А это путешествие, о котором она прежде не говорила, – думал он, тщетно пытаясь застегнуть чемоданы, – она придумала его, чтобы полететь со мной?.. Что же она тогда сказала, выходя из церкви?..
За обедом ректор говорил о Дон Кихоте и Пансе, излюбленная тема в Испании. «Во мне, – думал Фонтен, – живет такой Санчо, он питает недоверие к чудесному приключению и боится быть нелепым старикашкой в глазах грустного юноши, а еще больше боится того, что тот напишет во Францию… И потом, есть еще рыцарь-романтик, у которого по-прежнему сердце двадцатилетнего и ему бы так хотелось уступить этому вихрю страсти, который его подхватил и уносит… Будь что будет! Там посмотрим…»
Пора было отправляться в Национальный театр. В зале среди довольно многочисленной публики сидели Таварес и Сент-Астье, Лолиты не было. Это было вполне понятно, ей ведь тоже нужно было собираться. Но ему стало грустно, всем показалось, что этим вечером он говорил хуже, чем в первый раз. Он попрощался с Сент-Астье, который извинился, что по причине слишком раннего времени не сможет завтра приехать проводить его в аэропорт, и вернулся в гостиницу, чтобы закончить приготовления к отъезду. Серебряное стремя никак не влезало в чемодан, он пытался упаковать его, когда трель телефонного звонка заставила его подскочить.
«Долорес, – подумал он. – Она не придет…»
Это и в самом деле была Долорес.
– Buenas noches, querido. Хороших тебе снов. Я только хотела тебе сказать: Seras mío y soy tuya. Ты понимаешь, no?
Каким-то чудом он все понял. Она уже повесила трубку.
«Ты будешь моим, я буду твоей». Нельзя сказать, чтобы он решился на это неожиданное приключение с легким сердцем. После истории с Вандой он поклялся быть верным мужем.
На взлетном поле было еще совсем темно. Виднелись лишь дрожащие огоньки вдоль взлетной полосы и бортовые огни немногочисленных самолетов. Носильщик-индеец взял у Фонтена чемоданы и произнес какие-то непонятные слова. Гийом поискал глазами Долорес. Ее еще не было.
– Богота, – повторял он молодому человеку за стойкой в серо-голубой униформе, когда на его плечо нежно легла ладонь. Ласкающий голос Долорес произнес:
–
Фонтен не стал сопротивляться и вверил себя ее заботам. Молодые люди в униформе, казалось, превратились в послушных пажей, счастливых исполнять приказы Долорес Гарсиа. Таможенник даже не посмотрел багаж. Служащий паспортного контроля поприветствовал их. Начальник аэропорта велел стюардессе выделить два соседних места сзади.
– А вы здесь популярны, – обратился Фонтен к Лолите. – Не то чтобы меня это удивляло, просто ваше могущество, похоже, не знает границ.
– Они меня все видели в какой-нибудь роли, – весело объяснила она. – Я им даю билеты на спектакли. Они мне признательны.
Затем приблизилась к нему, наморщив носик:
– Мы больше не на «ты»?
Ничего не изменилось. Голос из громкоговорителя позвал пассажиров на рейсы до Кито, Кали, Боготы. Минуты спустя он уже сидел рядом с нею в салоне самолета, гудели винты. Еще более, чем когда-либо, все происходящее казалось ему сном. Может, он летит в свадебное путешествие с феей? За ними сидела супружеская пара из Лимы, они узнали Лолиту и стали расспрашивать ее о путешествии. Она представила Гийома Фонтена. Женщина присутствовала накануне на лекции, она сказала:
– Я вам очень благодарна.
– Бедный Гийом, – лукаво прошептала Долорес, – тебе невозможно путешествовать инкогнито. Как я тебя понимаю.
Через проход какой-то священник читал свой требник и время от времени украдкой поглядывал на Долорес.
– Ты для него развлечение, – сказал Фонтен.
– А как мне развлечь
– Ах!
Такие «ах!» он называл прихотью сердца. Затем она поправила его: «Смотреть на
– Любовь, – сказал он, – словно по волшебству, рождает воспоминания о чудесном прошлом, хотя прошлое вовсе не обязательно было чудесным.
Парочка сзади наблюдала за ними и перешептывалась. Когда самолет стал взлетать, Долорес перекрестилась.
– Не хочу умирать
наш вечер.