И я уже с тобой. Как ночь нежна!
................................
Но здесь темно, и только звезд лучи
Сквозь мрак листвы, как вздох зефиров робкий,
То здесь, то там скользят по мшистой тропке.
Дж.Китс. Ода к соловью
КНИГА ПЕРВАЯ
1
В одном приятном уголке Французской Ривьеры, на полпутиотМарселяк
итальянской границе, красуется большойрозовыйотель.Пальмыуслужливо
притеняютегопышущийжаромфасад,передкоторымлежитполоска
ослепительно яркого пляжа.Запоследниегодымногиесветскиеииные
знаменитости облюбовали это местовкачествелетнегокурорта;нолет
десять назаджизньздесьпочтизамираласапреля,когдапостоянная
английская клиентура откочевываланасевер.Теперьвокруг"Hoteldes
Etrangers" Госса теснится много современных построек, но кначалунашего
рассказа лишь с десяток старенькихвиллвянувшимикувшинкамибелелив
кущах сосен, что тянутся на пять миль, до самого Канна.
Отель и охряный молитвенный коврикпляжапереднимсоставлялиодно
целое. Ранним утром взошедшее солнце опрокидываловморедалекиеулицы
Канна, розоватые и кремовыестеныдревнихукреплений,лиловыевершины
Альп, за которыми была Италия,ивсеэтолежалонаволе,дробясьи
колеблясь, когда от покачивания водорослей близ отмелинабегаларябь.В
восьмом часу появлялся на пляже мужчина всинемкупальномхалате;сняв
халат, он долго собирался с духом, кряхтел, охал, смачивал не прогревшейся
еще водой отдельные части своей особы и, наконец, решался ровно наминуту
окунуться. Послеегоуходапляжоколочасуоставалсяпустым.Вдоль
горизонта ползло на запад торговое судно; во двореотеляперекрикивались
судомойки; надеревьяхподсыхалароса.Ещечас,ивоздухоглашался
автомобильными гудками сшоссе,котороепетляловневысокихМаврских
горах, отделяющих побережье от Прованса, от настоящей Франции.
В миле к северу, там, где сосны уступают место запыленным тополям, есть
железнодорожный полустанок, и с этого полустанка в одно июньское утро 1925
года небольшой открытый автомобиль вез к отелю Госса двух женщин,матьи
дочь. Лицо матери было еще красиво той блеклой красотой,котораявот-вот
исчезнет под сетью багровых прожилок; взгляд был спокойный,новтоже
время живой и внимательный. Однако всякий поспешил бы перевестиглазана
дочь, привороженныйрозовостьюееладоней,еещек,будтоосвещенных
изнутри, как бывает у ребенка, раскрасневшегося послевечернегокупанья.
Покатый лоб мягко закруглялся кверху, иволосы,обрамлявшиеего,вдруг
рассыпались волнами,локонами,завиткамипепельно-золотистогооттенка.
Глаза большие, яркие, ясные, влажно сияли, румянец был природный - это под
самой кожей пульсировала кровь,нагнетаемаяударамимолодого,крепкого
сердца.
Вся она трепетала,казалось,напоследнейгранидетства:без
малого восемнадцать - уже почти расцвела, но еще в утренней росе.
Когда внизу засинело море, слитое с небом воднураскаленнуюполосу,
мать сказала:
- Я почему-то думаю, что нам не понравится здесь.
- По-моему, уже вообще пора домой, - отозвалась дочь.
Они говорили без раздражения, но чувствовалось, что их никудаособенно
не тянет и они томятся от этого - тем более, что ехать куда попало всеже
не хочется. Искать развлечений ихпобуждаланепотребностьподстегнуть
усталые нервы, но жадностьшкольников,которые,успешнозакончивгод,
считают, что заслужили веселые каникулы.
- Дня три пробудем, а потом домой.Ясразужезакажупотелеграфу
каюту.
Переговорыономеревотелевеладочь;онасвободноговорила
по-французски, но в самой безупречности ееречибылочто-тозаученное.
Когда они водворились в больших светлых комнатах на первом этаже,девушка
подошла к стеклянной двери, сквозь которую палилосолнце,и,переступив
порог, очутилась на каменной веранде,опоясывавшейздание.Унеебыла
осанка балерины; она несла свое тело легко и прямо,прикаждомшагене
оседая книзу, но словно вытягиваясь вверх. Ее тень, совсем коротенькая под
отвесными лучами, лежала у ее ног; на миг онапопятилась-отгорячего
света больно стало глазам. В полусотне ярдов плескалось Средиземноеморе,
понемногу отдавая беспощадному солнцусвоюсиневу;усамойбалюстрады
пекся на подъездной аллее выцветший "бьюик".
Все кругом словно замерло, только на пляже шла хлопотливаяжизнь.Три
английские нянюшки,углубясьвпересуды,монотонные,какпричитания,
вязали носкиисвитерывикторианскимузором,моднымвсороковые,в
шестидесятые, в восьмидесятые годы; ближекводеподбольшимизонтами
расположились с десяток мужчин и дам, а с десяток их отпрысков гонялись по
мелководью за стайками непуганых рыб или жележалинапеске,подставив
солнцу голые, глянцевитые от кокосового масла тела.
Розмэри не успела выйти на пляж, как мимо нее промчалсямальчуганлет
двенадцати и с ликующим гиканьем врезался в воду. Подперекрестнымогнем
испытующих взглядов она сбросила халат и последовала его примеру.Проплыв
несколько ярдов, она почувствовала, что задеваетдно,сталананогии
пошла, с усилием преодолевая бедрами сопротивленье воды. Дойдядоместа,
где ей было по плечи,онаоглянулась;лысыймужчинавтрусикахис
моноклем, выпятив волосатуюгрудьивтянувнахальновыглядывающийиз
трусиков пуп, внимательно смотрел на нее с берега.Встретивееответный
взгляд, мужчина выронил монокль, который тут же исчез в курчавыхзарослях
на его груди, и налил себе из фляжки стаканчик чего-то.
Розмэри опустила лицо в воду и быстрым кролемпоплылакплоту.Вода
подхватила ее, любовно спрятала от жары, просачиваясь в волосы,забираясь
во все складочки тела.