Розмэри нежилась в ней, барахталась,кружиласьна
месте. Наконец, запыхавшаяся от этой возни, онадобраласьдоплота,но
какая-то дочерна загорелая женщина соченьбелымизубамивстретилаее
любопытным взглядом,иРозмэри,внезапноосознавсобственнуюбелесую
наготу, перевернулась на спину, и волны понесли ее кберегу.Кактолько
она вышла из воды, с ней сейчас же заговорил волосатый мужчина с фляжкой.
- Имейте в виду, дальше плота заплывать нельзя - там могут бытьакулы.
- Национальность его трудно было определить, но по-английскионговорил,
слегка растягивая слова на оксфордский манер. - Вчера толькоонисожрали
двух моряков с флотилии, которая стоит в Гольф-Жуан.
- Боже мой! - воскликнула Розмэри.
- Они охотятся за отбросами, знают, что вокруг флотилии всегда есть чем
поживиться.
Сделав стеклянные глаза в доказательство того, чтозаговориллишьиз
желания предостеречь ее, он отступил на два крошечных шажка иналилсебе
еще стаканчик.
Приятно смущенная приливом общеговнимания,которыйонаощутилаво
время этого разговора, Розмэри оглянулась впоискахместа.По-видимому,
каждое семейство считало своей собственностью клочок пляжавокругзонта,
под которым онорасположилось;крометого,отзонтакзонтулетели
замечания, шутки, времяотвременикто-нибудьвставалипереходилк
соседям - словом, тутцарилдухзамкнутогосообщества,вторгнутьсяв
которое было бы неделикатно. Чутьподальше,там,гдеберегусеянбыл
галькой и обрывками засохших водорослей, Розмэри заметила группулюдейс
кожей, еще не тронутой загаром, как у нее самой. Вместоогромныхпляжных
зонтов они укрывались под обыкновенными зонтиками и выглядели новичками на
этомберегу.Розмэриотыскаласвободноеместечкопосерединемежду
темнокожими и светлокожими, разостлала на песке свой халат и улеглась.
Сперва она только улавливала неясный гул голосов, слышала скрипшагов,
огибавших ее распростертое тело, да по мельканиютенейугадывала,когда
кто-то, проходя, на миг загораживал солнце. Какой-то любопытный песобдал
ей шею теплым, частым дыханием; от горячего солнца уже саднило кожу, а над
ухом звучало тихое, утомленное "оххх" отползающихволн.Мало-помалуона
стала различать отдельные голоса и даже выслушала целую историю о том, как
некто, презрительно названный "этот тип Норт", вчера похитилофициантав
одном каннском кафе, чтобы распилить его надвое.Рассказчицабыласедая
особа ввечернемтуалете;она,видимо,неуспелапереодетьсяпосле
вчерашнего вечера: волосы ее украшала диадема, а с плеча унылосвешивался
увядший цветок. Охваченная безотчетной антипатией к нейиееспутникам,
Розмэри повернулась к ним спиной.
С другой стороны, совсем неподалеку, лежала под зонтом молодая женщина,
что-то выписывавшая из раскрытой на песке книги. Она спустила с плеч лямки
купального костюма, иееобнаженнаяспинаблестеланасолнце;нитка
матового жемчуга оттеняла ровный апельсинно-коричневый загар.
Вкрасивом
лице было что-то жесткое и в то же время беспомощное. Ее глаза безразлично
скользнули по Розмэри. Рядом сидел стройный мужчина в жокейской шапочкеи
трусиках в красную полоску; дальше та белозубая женщина,которуюРозмэри
заметила на плоту; она сразу увидела Розмэри и,каквидно,узнала.Еще
дальше - мужчина в синих трусиках,сдлиннымлицомиоткрытойсолнцу
львиной гривой был занятоживленнойбеседойсмолодымчеловекомявно
романского происхождения в черных трусиках; разговаривая,ониперебирали
песок, выдергивая кусочки засохших водорослей. Почти все они были, видимо,
американцы, но что-то отличалоихоттехамериканцев,скоторымией
приходилось в последнее время встречаться.
Немногоспустяейсталоясно,чточеловеквжокейскойшапочке
разыгрывает перед своей компанией какую-то комическую сценку; он сважным
видом разгребал граблями песок и при этом говорилчто-то,видимо,очень
смешное и никак не вязавшееся с невозмутимо серьезным выражением его лица.
Дошло до того, что уже каждая его фраза, едва линекаждоесловостали
вызывать взрыв веселого хохота. Даже те, кто,какиРозмэри,находился
слишком далеко, наставляли антеннами уши, стараясь уловитьнедолетавшие
до них слова, и единственным человеком на всемпляже,которыйоставался
равнодушным к происходящему, была молодая женщина с жемчугом на шее.Она,
быть может, изсобственническойскромности,лишьнижесклоняласьнад
своими выписками после каждой вспышки веселья.
Прямо с неба над Розмэри раздался вдруг голосволосатогогосподинас
моноклем:
- А вы здорово плаваете.
Розмэри запротестовала.
- Нет, кроме шуток. Моя фамилия Кампион. Тут есть одна дама, она вас на
прошлой неделе видела в Сорренто и говорит, что знает,ктовы,иочень
хотела бы с вами познакомиться.
Розмэри, скрывая досаду, оглянуласьиувидела,чтовсесветлокожие
выжидательно на нее смотрят. Она неохотно встала и пошли к ним.
-МиссисАбрамс...МиссисМаккиско...МистерМаккиско...Мистер
Дамфри...
- А мы знаем, кто вы, - сказала дама в вечернем туалете. -ВыРозмэри
Хойт, я в Сорренто сразу вас узнала испросилаупортье,имывсев
восторге от вас и от вашего фильма и хотелибызнать,почемувынев
Америке и не снимаетесь еще в каком-нибудь таком же дивном фильме.
Они суетливо задвигались, освобождая ей место. Узнавшая ее дама вопреки
своей фамилии была не еврейка. Она принадлежалакпородетех"свойских
старушек", которые благодаря превосходному пищеварению иполнойдушевной
глухоте остаются законсервированными на два поколения вперед.
- Нам хотелось предупредить вас, чтоб вы были поосторожнее с солнцем, -
продолжала щебетать дама, - в первый деньлегкообжечься,авамнужно
беречь свою кожу, но здесь все так цирлих-манирлих, на этом пляже, чтомы
побоялись, а вдруг вы обидитесь.
2
- Мы думали, вы, может быть, тожеучаствуетевзаговоре,-сказала
миссисМаккиско.