Еще утром, до одиннадцати часов, когдабабушкаещебыла
дома, наши, то есть генерал иДе-Грие,решилисьбылонапоследнийшаг.
Узнав, что бабушка и не думает уезжать, а, напротив,отправляетсяопятьв
воксал, они во всем конклаве (кроме Полины) пришли к ней переговорить снею
окончательно и даже откровенно.Генерал,трепетавшийизамиравшийдушою
ввиду ужасныхдлянегопоследствий,дажепересолил:послеполучасовых
молений и просьб, и даже откровенно признавшись во всем,тоестьвовсех
долгах, и даже в своейстрастикm-lleBlanche(онсовсемпотерялся),
генерал вдруг принял грозный тон и стал дажекричатьитопатьногамина
бабушку; кричал, что она срамит их фамилию, стала скандалом всего города, и,
наконец... наконец:"Вы срамите русское имя, сударыня! - кричал генерал, -и
что на то есть полиция!" Бабушкапрогналаегонаконецпалкой(настоящей
палкой). Генерал и Де-Грие совещались еще раз или два в это утро,иименно
их занимало: нельзя ли, в самом деле,как-нибудьупотребитьполицию?Что
вот, дескать, несчастная, но почтенная старушка выжила изума,проигрывает
последние деньги и т. д. Одним словом, нельзяливыхлопотатькакой-нибудь
надзор или запрещение?.. Но Де-Грие только пожимал плечами и в глаза смеялся
над генералом, уже совершенно заболтавшимся ибегавшимвзадивпередпо
кабинету. Наконец Де-Грие махнул рукою и куда-тоскрылся.Вечеромузнали,
что он совсем выехал изотеля,переговоривнапередвесьмарешительнои
таинственно с m-lle Blanche. Что же касается доm-lleBlanche,тоонас
самого еще утра приняла окончательные меры: она совсемотшвырнулаотсебя
генерала и даже не пускала его к себе на глаза. Когда генерал побежал за нею
в воксал и встретил ее под руку с князьком,тониона,ниmadameveuve
Cominges его не узнали. Князек тоже ему не поклонился. Весь этот деньm-lle
Blancheпробовалаиобработывалакнязя,чтобонвысказалсянаконец
решительно. Ноувы!Онажестокообмануласьврасчетахнакнязя!Эта
маленькая катастрофа произошла уже вечером; вдруг открылось, чтокнязьгол
как сокол, и еще на нее же рассчитывал, чтобы занять у нее денег под вексель
и поиграть на рулетке. Blanche с негодованиемеговыгналаизаперласьв
своем номере.
Поутру в этот же день я ходил к мистеру Астлею или, лучше сказать,все
утро отыскивал мистера Астлея, но никак не мог отыскать его. Ни дома,нив
воксале или в парке его не было. В отеле своем он на этот раз необедал.В
пятом часу я вдруг увидел его идущего от дебаркадера железной дороги прямо в
отель d'Angleterre. Онторопилсяибылоченьозабочен,хотяитрудно
различить заботу или какое бы то нибылозамешательствовеголице.Он
радушно протянул мнеруку,ссвоимобычнымвосклицанием:"А!",ноне
останавливаясь на дороге и продолжая довольно спешным шагом путь. Я увязался
за ним; но как-то он так сумел отвечать мне, что яниочемнеуспели
спросить его.
Я увязался
за ним; но как-то он так сумел отвечать мне, что яниочемнеуспели
спросить его. К тому же мне было почему-то ужасносовестнозаговариватьо
Полине; он же сам ни слова о ней не спросил. Я рассказал ему про бабушку; он
выслушал внимательно и серьезно и пожал плечами.
- Она все проиграет, - заметил я.
- О да, - отвечал он, - ведь онапошлаигратьещедавеча,когдая
уезжал, а потому я наверно и знал, что она проиграется. Если будет время,я
зайду в воксал посмотреть, потому что это любопытно..
- Куда вы уезжали? - вскричал я, изумившись, что до сих пор не спросил.
- Я был во Франкфурте.
- По делам?
- Да, по делам.
Ну что же мне было спрашивать дальше? Впрочем,явсеещешелподле
него, но он вдруг повернул в стоявший на дороге отель "De quatre saisons"58,
кивнул мне головой и скрылся. Возвращаясь домой,ямало-помалудогадался,
что если бы я и два часа с ним проговорил, то решительно бы ничего не узнал,
потому... что мне не о чем было его спрашивать! Да, конечно, так! Яникаким
образом не мог бы теперь формулировать моего вопроса. --------
58 - "Четырех времен года" (франц.).
Весь этот день Полина то гуляла с детьми и нянюшкой в парке, тосидела
дома. Генерала она давно уже избегала и почти ничего с ним неговорила,по
крайней мере о чем-нибудь серьезном. Я это давно заметил. Но зная,вкаком
генерал положении сегодня, я подумал, что он не могминоватьее,тоесть
между ними не могло не быть каких-нибудь важных семейных объяснений.Однако
ж, когда я, возвращаясь в отель после разговора с мистером Астлеем, встретил
Полину с детьми, то на ее лице отражалось самое безмятежное спокойствие, как
будто все семейные бури миновали только одну ее. На мой поклононакивнула
мне головой. Я пришел к себе совсем злой.
Конечно, я избегал говорить с нею и ни разу снеюнесходилсяпосле
происшествия с Вурмергельмами. При этом я отчасти форсил и ломался;ночем
дальшешловремя,темвсеболееиболеенакипаловомненастоящее
негодование. Если бы даже она и не любила менянисколько,все-такинельзя
бы, кажется, так топтать мои чувства и с таким пренебрежением приниматьмои
признания. Ведь она знает же, чтоявзаправдулюблюее;ведьонасама
допускала, позволяла мне так говорить снею!Правда,этокак-тостранно
началось у нас.Некотороевремя,давноуж,месяцадваназад,ястал
замечать, что она хочетсделатьменясвоимдругом,поверенным,идаже
отчасти уж и пробует. Но это почему-то не пошлоунастогдавход;вот
взамен того и остались странные теперешние отношения; оттого-то и стал я так
говорить с нею. Но если ей противна моя любовь, зачем прямо не запретить мне
говорить о ней?
Мне не запрещают; даже сама она вызывала иной раз меня на разговор и...
конечно, делала это на смех. Я знаю наверное, я этотвердозаметил,-ей
было приятно, выслушав ираздраживменядоболи,вдругменяогорошить
какою-нибудь выходкою величайшего презрения и невнимания.