Если сделать ему замечание, то он прекратит болтать ногой, но начнет махать руками или трещать суставами пальцев. Внутри моего сына находился сжатый под давлением сгусток энергии, готовой вырваться наружу при малейшем предлоге. Это, вероятнее всего, и произошло, когда Кит стал обзывать его в церкви. Энди очень редко дрался, но оскорбления могли его спровоцировать.
– Ой, я его знаю! – вдруг вскрикнул Энди.
– Тише, – прошептала я ему на ухо.
Я решила, что он имеет в виду Маркуса или Бена Триппета, но он указывал на фотографию, выставленную на пюпитре. Это был Чарли Игглс, долгое время работавший агентом по недвижимости на Топсейл Бич. У Чарли не было собственных детей, но он помогал нашей школе, участвуя в общественной работе. Мне было горько узнать, что он стал одной из жертв пожара. Я смотрела на его обаятельную улыбку, на седые волосы, как всегда завязанные в конский хвост.
– Это мистер Игглс, – прошептала я Энди.
– Он крепко держал меня, и я не смог еще раз стукнуть Кита. – Между его бровями пролегла складка, когда до него дошла реальность. – Он тоже погиб?
– Боюсь, что именно так.
Я ждала, что он заговорит снова, но он молчал.
– О чем ты думаешь, мой мальчик? – осторожно спросила я.
– Почему он не пошел за мной, когда я звал его?
Я обняла его.
– Возможно, он не слышал тебя, а может, помогал в это время другим детям. Мы никогда этого не узнаем. Ты сделал все правильно и…
Грустная фортепьянная музыка внезапно наполнила комнату и заглушила мои слова. Триш Делфи и преподобный Билл вместе прошли по центральному проходу. Священник встал около подиума, а мэр сел на последнее незанятое место в нашем ряду. Преподобный Билл был таким высоким, тощим и длинношеим, что напоминал мне белую цаплю. Сара рассказала мне, что каждый день в полдень он появлялся в кафе «Яванский кофе» и брал огромный двойной фадж, кофе с карамельным льдом и отдельно взбитые сливки. Однако на нем не было ни унции жира. Лишь кожа да кости.
Он вытянул длинную шею вперед, наклонился к микрофону и откашлялся.
– Давайте помолимся, – проговорил он.
Я наклонила голову, вслушиваясь в его слова. Слева я чувствовала теплое плечо Мэгги, справа – дыхание Энди. Мои глаза наполнились слезами счастья.
Я снова взглянула на преподобного Билла. Он говорил теперь о двух тинейджерах и одном взрослом, погибших во время пожара. Я с усилием взглянула на увеличенные фотографии погибших. Я не знала никого из этих детей – они жили в Снидс Ферри. Джорди Мэтьюз – улыбающаяся блондинка с веснушками на щеках и глазами такими же синими, как костюмы пожарных. Мальчику по имени Гендерсон Райт было около тринадцати, он выглядел печальным и как будто испуганным. Узкое золотое колечко было вдето в его правое ухо, а волосы так коротко пострижены, что было трудно понять, какого они цвета.
– …и Гендерсон Райт в старом трейлере, принадлежавшем его семье последние три года, – продолжал преподобный Билл. – В нашей общине есть люди, которые вынуждены жить в таких условиях, причем не по своей вине.
Справа от меня послышались тихие рыдания, и я внезапно поняла, что на первых рядах вместе с нами сидели родственники погибших. Зачем, подумала я, было преподобному Биллу упоминать о бедности мальчика Райта? Некогда семейства Снидс Ферри поддерживала на плаву ловля креветок, но импорт морских продуктов все изменил. В нашем районе среди относительного благополучия часто попадались островки бедности.
Я подумала о Саре. Узнав, что Кит презрительно назвал Энди «богатеньким парнишкой», я расстроилась. Энди и Кит знали друг друга с раннего детства, и неравенство нашего финансового положения всегда было проблемой.
Возможно, со стороны Сары имелась некая скрытая обида. Я очень переживала по этому поводу, поскольку любила ее, как сестру. Это была такая дружба, когда можно говорить обо всем. Десять лет мы обе были матерьми-одиночками, но Джейми расстался со мной и детьми более чем достойно. У нас был красивый дом с четырьмя спальнями около залива, в то время как Сара с Китом жили в старом домике-трейлере, втиснутом в море других точно таких же домов.
У меня запылали щеки. Почему я решила, что для нее это не имеет значения? Неужели она что-то говорила Киту за моей спиной? Неужели обида Кита уже была подготовлена и поэтому он обрушил ее на Энди?
Сара со времени пожара находилась в ожоговом центре вместе с Китом, и у нас не было возможности пообщаться. Мы говорили по телефону, но лишь о состоянии Кита, которое было очень тяжелым – он все еще боролся за жизнь. Сильнее всего были обожжены руки и одна сторона лица, но имелся также ожог легких, и Кита держали в медикаментозной коме, боясь, что он умрет от болевого шока.
Нет, никто из нас не поощрял противостояние между нашими детьми. Может, она о нем даже не знала. Она наверняка думала лишь об одном – как сделать так, чтобы Кит поправился. Я предложила ей помочь в оплате любых расходов, которые не покрывала медицинская страховка ее мужа, но она сказала, что у нее все в порядке. Мне показалось, что она разговаривала со мной холодно, но, возможно, это было лишь плодом моего воображения? А может, я чем-то оскорбила ее? Или ее просто мучило то, что Энди цел и невредим, а ее сын находится на грани между жизнью и смертью?
Все вокруг меня внезапно встали. Даже Энди. Я была так погружена в свои мысли, что забыла о гимне, слова которого были напечатаны на обратной стороне программки. Я встала, но не могла заставить себя петь. Энди и Мэгги тоже молчали. Интересно, о чем они думали?
Много лет назад Сара помогла мне круто изменить жизнь. Когда мне вернули из воспитательного дома Энди, ему был всего годик и я понятия не имела, как обращаться с маленьким и совершенно незнакомым ребенком. В свое время отцом и матерью для маленькой Мэгги являлся Джейми. С Энди же мне помогла Сара. Кит был примерно на год старше Энди, и в моих глазах Сара стала почти божеством – матерью, которой я хотела подражать. Кит был прелестным малышом, и наши мальчишки подружились. Так продолжалась до тех пор, пока Энди не исполнилось девять. Именно в этом возрасте Кит стал прислушиваться к тому, что говорили другие мальчишки, и мой, не похожий на других сынишка стал для него обузой. Энди никогда по-настоящему не воспринимал этот остракизм. Он считал, что все вокруг его друзья, начиная со школьного вахтера и заканчивая незнакомцем, улыбнувшимся ему на улице. Хотя в последние годы, к моему облегчению, Кит и Энди отдалились друг от друга. Однажды Кита обнаружили пьяным, пару раз он прогуливал школу, а прошлым летом у него нашли унцию марихуаны. Я считала такое влияние пагубным для Энди. Мой сынишка мечтал быть таким же, как другие, и, принимая во внимание его импульсивность, можно было только гадать, как далеко он мог зайти в достижении этой цели.
Мы снова сели, и я почувствовала угрызения совести, поскольку совсем забыла о заупокойной службе. Преподобный Билл вытер платком глаза и торжественно пообещал, что «новая церковь мемориала Друри будет воздвигнута на руинах старой», обведя чувствительным взглядом всех, кроме меня и моих детей. Без преувеличения. Я видела, как его взгляд упал на человека, сидевшего рядом с Мэгги, потом быстро переместился на Кармайклов, сидевших по другую сторону Энди. Мы были отступниками, и преподобный Билл уже давно испытывал к нам недоброжелательность. Тем не менее я сочувствовала этому человеку. Хотя его конгрегация планировала построить новую церковь, они потеряли старую. Я знала, несколько семейств говорили о том, что надо подать на него жалобу за халатность. Также ходили слухи, что преподобный Билл сам мог совершить поджог, чтобы получить страховку.