Он был человеком не слишком эмоциональным, но сейчас выглядел обеспокоенным — почти как мама.
Папа выпил кофе, словно воду в жаркий день. Мама апатично добавила сливок, сахара и стала прихлебывать маленькими глотками. Оба молчали.
Майкл отнес чашки «гостям», а вернувшись, плотно закрыл дверь и на минуту замер, прислонившись к ней. Со времени обращения в вампира он никогда не выглядел таким смертельно бледным и напряженным. Клер даже не могла вообразить, что такого ему сказали: что-то скверное, надо думать. Что-то по-настоящему ужасное.
— Майкл! — с тревогой окликнула его Ева и кивнула на родителей Клер. — Приготовишь еще кофе?
Он оторвался от двери, направился к кофеварке, но больше ничего сделать не успел. Дверь снова распахнулась, на кухню вошли мистер Бишоп и его свита.
Высокие, надменные, словно члены королевской семьи девятнадцатого столетия, вампиры обозревали кухню: двое молодых внушали ужас, но не вызывало сомнений, что главный тут мистер Бишоп. Когда его взгляд упал на Клер, она вздрогнула и отвернулась к шипящему омлету.
Женщина-вампир подошла к Шейну, обмакнула палец в подливку, которую он перемешивал, медленно поднесла ко рту и облизнула, все так же не сводя глаз с парня. И Шейн тоже в упор смотрел на нее; виду него был потрясенный и беспомощный.
— Пора приступать к трапезе, — заявил Бишоп. — Тебе, Майкл, предоставляется честь прислуживать нам за столом. Если твои маленькие друзья задумали нас отравить, я выпущу тебе кишки. И поверь — при желании я могу заставить вампира страдать очень, очень долго.
Майкл нервно кивнул. Клер невольно бросила взгляд на родителей, которые не могли не услышать сказанного. И услышали.
— Прошу прощения. — Отец Клер начал подниматься. — Вы угрожаете этим детям?
Бишоп обратил на ее родителей холодный взгляд. У Клер мелькнула отчаянная мысль врезать ему раскаленной железной сковородой с омлетом, но она усомнилась, что таким образом можно причинить вампиру реальный вред.
А по кухне словно прокатилась невидимая волна, и папа замер, так и не успев подняться. Взгляды родителей стали пустыми, папа тяжело рухнул обратно в кресло.
— Больше никаких вопросов, — сказал им Бишоп. — Я устал от вашей трескотни.
Клер охватила черная ярость. Ей захотелось броситься на мерзкого старика и выцарапать ему глаза; остановило лишь отчетливое понимание того, что это погубит всех, даже Майкла.
— Кофе? — ломким голосом прервала молчание Ева и бросилась к родителям Клер.
Клер подумала: интересно, как родители воспринимают Еву — с ее выбеленным лицом, черной губной помадой, огромными, густо подведенными глазами и торчащими во все стороны крашеными черными волосами? Однако, по крайней мере, она принесла кофе и при этом улыбалась.
— Конечно. — Мама робко улыбнулась в ответ. — Спасибо, дорогая. Ты, кажется, говорила, что этот человек твой родственник?
Клер посмотрела вслед Бишопу, который уже ушел из кухни и направлялся к обеденному столу в гостиной. Молодой и красивый мужчина-вампир перехватил ее взгляд и подмигнул. Она тут же отвела глаза, снова сосредоточившись на Еве и родителях.
— Нет, — ответила ее подруга с нервным оживлением. — Дальний родственник Майкла. Из Европы. Хотите сливок?
— Омлет готов, — заявила Клер. — Ева...
— Надеюсь, у нас хватит тарелок, — прервала ее та. — Черт побери! Никогда не думала, что заговорю об этом, но где наш фарфор? У нас есть фарфор?
— Ты имеешь в виду тарелки, у которых еще не отбиты края? Да, вон там. — Шейн кивнул на шкаф, что был примерно на четыре фута выше Евы. Она устремила на Шейна сердитый взгляд. — Не смотри на меня так — я не стану тянуться за ними. Не забывай, я все еще раненый.
Это была правда, но под гнетом всего происходящего Клер тоже забыла о его состоянии.
Не забывай, я все еще раненый.
Это была правда, но под гнетом всего происходящего Клер тоже забыла о его состоянии. Шейн уже чувствовал себя лучше, но из больницы его выписали совсем недавно, и вряд ли ножевая рана, которая чуть не свела его в могилу, так быстро зажила.
Вот еще одна хорошая причина не возмущаться — без Шейна их способность дать отпор заметно снижена.
Ева забралась на стойку, нашла тарелки и передала их Клер. Потом Клер сменила Шейна у плиты и стала перемешивать комковатую массу, призванную исполнять роль подливки, хотя от одного взгляда на нее к горлу подкатывала тошнота.
— Насчет этой девушки... — сказала Клер Шейну.
— Какой девушки?
— Ну... ты знаешь. Там.
— Ты имеешь в виду эту кровопийцу? И что с ней?
— Она так смотрела на тебя...
— Что я могу сказать? Ну, смотрела.
— Шейн, это не смешно. Ты должен быть настороже.
— Я всегда настороже.
Вот уж чего о нем никак не скажешь! Клер почувствовала, как под его пристальным взглядом у нее заполыхали щеки.
— Ревнуешь? — Шейн медленно улыбнулся.
— Может быть.
— Ну и зря. Я предпочитаю леди, у которых бьется сердце. — Он взял ее руку и мягко сжал пальцами запястье. — Например, тебя. Правда, пульс что-то уж очень быстрый.
— Шейн, я не шучу.
— Я тоже. — Он придвинулся ближе. — Ни один вамп не встанет между нами. Веришь мне?
Клер кивнула. Она глядела в его глаза — темные, будто коричневый бархат, с тонким золотистым ободком — и не могла произнести ни слова. Почему она только сейчас заметила, насколько они прекрасны?
Дверь снова открылась, и Шейн отступил в сторону. Вошел Майкл и обратился к родителям Клер:
— Мистер и миссис Данверс, мистер Бишоп хочет, чтобы вы с ним поужинали. Но если вам пора домой...
Он рассчитывал, что они передумали? Клер его пустых надежд не разделяла. Едва только папе начинало казаться, будто происходит что-то странное, он переставал вести себя как здравомыслящий человек. Не обманув тревожных ожиданий Клер, он встал, держа в руке кофейную чашку.
— Я не против немного перекусить. Никогда не пробовал омлет, приготовленный моей дочерью. Кэти, ты идешь?
«Ни о чем не догадывается», — в отчаянии подумала Клер.
Но разве сама она не была такой же, когда только приехала в Морганвилль? Она тоже тогда не понимала откровенных намеков, не воспринимала всерьез прямых подсказок. Может, эта недогадливость у нее от родителей, наряду с чистой кожей и слегка вьющимися волосами? Хотя... ведь мистер Бишоп позабавился с их головами, это многое объясняет. И родители боялись за нее.
Проводив взглядом родителей, прошествовавших вслед за Майклом в гостиную, она помогла Еве разложить омлет, бекон и тосты на больших сервировочных блюдах — довольно милых, между прочим. Так называемую подливку они вылили в соусник — оставалось лишь надеяться, что сойдет. И понесли все это к столу.
И, что уже не раз бывало при необычных обстоятельствах, Клер поразила перемена в настроении дома — самого дома, а не людей в нем. Оно стало мрачным, холодным, пронизанным дурными предчувствиями, почти враждебным. И каким-то странным образом все эти темные чувства были направлены на вторгшихся вампиров.
Дом был обеспокоен и держался настороже. Прочная викторианская мебель выглядела съежившейся, искривленной, уже не излучала теплоты и гостеприимства. Даже лампочки горели тускло. Клер почти ощущала некое таинственное присутствие — как иногда чувствовала Майкла в те времена, когда он был призраком. Волосы на руках встали дыбом, по всему телу возникло ощущение «гусиной кожи».
Поставив омлет и бекон на стол, Клер попятилась. Никто не пригласил молодежь сесть, хотя у стола оставались пустые кресла, и она ретировалась на кухню, скорее радуясь возможности сбежать.