И как только эти сухие камни касались слоя смазки, они застывали в ней, как мухи на липкой бумаге.
Смазочные барабаны находились за прочной металлической решеткой, и возле каждого стоял и внимательно наблюдал за его работой белый надзиратель. Шаса впервые всмотрелся через решетку, и прямо у него под носом произошло маленькое чудо: дикий алмаз был пойман и приручен, словно животное пустыни. Шаса видел, как алмаз приплыл в мягкой каше гравия из верхнего барабана, видел, как он коснулся смазки и ненадежно пристал к липкой желтой поверхности, оставляя крошечный V-образный след, как камень в течении. Потом шевельнулся, как будто на мгновение высвободившись. Шасе захотелось просунуть руку и схватить камень, пока тот не потерялся безвозвратно, но промежутки между прутьями решетки были слишком узкие. Однако алмаз застрял прочно и встал поперек медленного потока гравия, гордо выступая над ним, сухой и прозрачный, как нарост на желтой коже гигантской рептилии. Шаса испытал благоговение, как в тот раз, когда его кобыла Селеста родила при нем своего первого жеребенка.
Он все утро переходил от одного огромного желтого барабана к другому и возвращался вдоль линии, глядя, как с каждым часом все больше алмазов оседает на смазке.
В полдень появился управляющий промывочной в сопровождении четверых белых помощников, что было больше, чем необходимо – возможно, цель состояла в том, чтобы следить друг за другом и предотвращать любую попытку кражи. Широкими лопатками они соскребали смазку с барабанов и складывали в котел, а потом старательно нанесли на барабаны новую порцию желтой смазки.
В закрытом помещении в дальнем конце здания управляющий поставил котел на спиртовую печь и выпаривал смазку, пока не остался котел, до половины заполненный алмазами. Тут же находился доктор Твентимен-Джонс. Он взвешивал каждый камень отдельно и записывал результат в толстую книгу в кожаном переплете.
– Конечно, вы заметили, мастер Шаса, что здесь нет ни одного камня мельче половины карата.
– Да, сэр. – Шаса об этом даже не подумал. – А что происходит с теми, которые мельче?
– Барабаны со смазкой не без греха: камень должен обладать определенной массой, чтобы прилипнуть. Остальные, и среди них немного очень ценных камней, переходят на столы для просмотра.
Он провел Шасу назад в промывочную и показал желоб с влажным гравием, прошедшим через барабаны.
– Воду мы сливаем и используем повторно. Как вы знаете, вода здесь драгоценность. А весь этот гравий перебирают вручную.
При этих словах из двери в дальнем конце комнаты появились два человека. Каждый набрал из желоба полное ведро влажного гравия.
Шаса и Твентимен-Джонс прошли вслед за ними в длинную узкую комнату со стеклянным потолком и высокими окнами.
Из конца в конец комнаты тянулся единственный длинный стол из полированного металла.
По обе стороны стола в ряд сидели женщины. Они посмотрели на вошедших, и Шаса узнал жен и дочерей многих белых работников, а также черных бригадиров. Ближе к двери сидели белые женщины, а черные на приличном расстоянии от них в дальнем конце комнаты.
Мужчины высыпали гравий из ведер на поверхность стола, и женщины сосредоточились на нем. У каждой в одной руке были щипцы, в другой – лопатка. Они пододвигали к себе порцию гравия, тонко разравнивали его по столешнице и быстро просматривали.
– Женщины лучше выполняют эту работу, – объяснял Твентимен-Джонс, когда они шли вдоль стола, заглядывая за ссутуленные плечи женщин. – У мужчин нет такого терпения, зоркости и ловкости.
Шаса видел, что из тусклой массы гравия женщины выбирают крошечные непрозрачные камни, одни величиной с крупинки сахара, другие – с небольшую зеленую горошину.
– Эти камни – наш хлеб с маслом, – заметил Твентимен-Джонс. – Их используют в промышленности. А камни ювелирного класса, которые вы видели в комнате со смазкой, – это наш клубничный джем и сливки.
– Их используют в промышленности. А камни ювелирного класса, которые вы видели в комнате со смазкой, – это наш клубничный джем и сливки.
Когда гудок возвестил конец рабочего дня, Шаса вместе с Твентимен-Джонсом проехал на переднем сиденье его «форда» от промывочной в главную контору шахты. На коленях он держал маленький закрытый стальной ящик, в котором лежала дневная добыча алмазов.
Сантэн встретила их на веранде административного здания и провела в свой кабинет.
– Ну, интересно было? – спросила она и улыбнулась, услышав восторженный ответ Шасы:
– Это захватывающе, мама, и мы нашли одного настоящего красавца. Тридцать шесть каратов, настоящее чудовище, а не алмаз!
Он поставил ящик на стол и, когда Твентимен-Джонс открыл его, показал камень матери с такой гордостью, словно выкопал его собственными руками.
– Он большой, – согласилась Сантэн, – но цвет не очень хорош. Подержи его на свету. Видишь, он коричневый, как виски с содовой, и даже невооруженным глазом видны включения и пороки: вот эти крошечные черные точки внутри алмаза и трещина посредине.
Шаса так расстроился оттого, что его камень оказался несовершенным, что Сантэн рассмеялась и повернулась к Твентимен-Джонсу.
– Давайте покажем ему настоящие хорошие алмазы. Откройте, пожалуйста, сейф.
Твентимен-Джонс достал из жилетного кармана связку ключей и провел Шасу по коридору к стальной двери. Он отпер дверь и сразу закрыл ее за ними, прежде чем спуститься в подземное хранилище. Набирая комбинацию, он загородил собой замок, даже от Шасы, потом воспользовался вторым ключом, и наконец массивные стальные двери «Чабб» раскрылись, и они вошли в хранилище.
– Камни промышленного класса мы держим в этих канистрах. – Доктор мимоходом коснулся их. – Но камни первого класса хранятся отдельно.
Он открыл в задней стене хранилища еще одну стальную дверь, поменьше, и выбрал на плотно заставленной полке пять пронумерованных пакетов из коричневой бумаги.
– Вот наши лучшие камни.
Он передал их Шасе – знак высшего доверия, – и они пошли обратно, снова открывая и закрывая каждую дверь, через которую проходили.
Сантэн ждала их в своем кабинете и, когда Шаса положил перед ней пакеты, осторожно вскрыла один и высыпала содержимое на свой письменный стол.
– Здорово! – Шаса смотрел на сверкающие крупные камни. – Да они огромные!
– Попросим доктора Твентимен-Джонса прочесть нам трактат, – предложила Сантэн, и, пряча благодарность за внешней строгостью, он взял один из крупных камней.
– Ну, мастер Шаса, вот природный кристалл алмаза – октаэдр, то есть восьмигранник, сосчитайте их. А вот другая, более сложная кристаллическая форма – додекаэдр, с двенадцатью гранями. Остальные камни не кристаллизованы. Видите, какие они круглые и бесформенные. У алмазов много обличий. – Он по одному выкладывал камни на раскрытую ладонь Шасы, и даже его монотонный голос не мог притупить очарование этих сверкающих сокровищ. – Алмаз прекрасно раскалывается – мы называем это «зернистостью», – и его можно резать во всех четырех направлениях параллельно граням октаэдра.
– Так гранильщики разрезают камень, прежде чем отшлифовать его, – вмешалась Сантэн. – В твои следующие каникулы я возьму тебя в Амстердам, посмотришь, как это делается.
– Когда камни разрезаны и отшлифованы, эта тусклая поверхность исчезает, – снова вступил Твентимен-Джонс, недовольный вмешательством. – Тогда виден весь их огонь, потому что эти камни обладают высокой отражающей способностью и к тому же разделяют свет на отдельные цвета спектра.
– Сколько весит этот камень?
– Сорок восемь каратов, – ответила Сантэн, сверившись с книгой поступлений.